Слабость «указной» теории заключалась в том, что она опиралась не на строго проверенные факты, а на догадки. Отметив это обстоятельство, В. О. Ключевский назвал исторической сказкой мнение об установлении крепостной неволи Годуновым. Не правительственные распоряжения, утверждал он, а реальные условия жизни, задолженность крестьян положили конец крестьянским переходам. Талант Ключевского доставил его концепции общее признание. Но это признание было поколеблено, когда в архивах обнаружились документы о «заповедных летах».
Известный французский источниковед Ш. Ланглуа заметил, что историкам по необходимости приходится пользоваться такими материалами, от которых с презрением отвернулся бы любой исследователь в области точных наук. Скудные источники, повествующие о «заповедных летах», служат, пожалуй, лучшей иллюстрацией этого замечания.
Под «заповедью» в Древней Руси подразумевали всякого рода запреты. Власти воспрещали торговать заповедным товаром, охотиться в заповедном лесу. Несколько найденных в архиве помещичьих грамот свидетельствовали о том, что в «заповедные лета» власти возвращали помещикам ушедших от них крестьян. Проанализировав эти грамоты, историки высказали предположение, что, возможно, именно указ о «заповеди» аннулировал Юрьев день. Такая догадка неизбежно привела к пересмотру всех возникших ранее концепций.
Новая теория закрепощения обрела стройность и законченность формы в исследованиях академика Б. Д. Грекова, обобщившего историю крестьянства в замечательном труде «Крестьяне на Руси». Вместе с академиком С. Б. Веселовским Б. Д. Греков всесторонне аргументировал мнение о том, что Иван IV воспретил крестьянские переходы за три года до своей смерти. С. Б. Веселовский считал, что при жизни Грозного его указ действовал лишь в отдельных небольших районах. По мнению Б. Д. Грекова, вся страна разом оказалась под пятой крепостного режима. Его взгляд стал преобладающим в науке.
Последующие годы принесли новые выдающиеся архивные находки. Советский ученый В. И. Корецкий впервые обнаружил не косвенные (как в документах о «заповедных летах»), а прямые указания на тот самый закон, который тщетно разыскивался в течение 200 лет. В правление царя Федора Ивановича монахи одного из новгородских монастырей обратились к нему с такими словами: «Ныне по твоему царскому указу крестьяном и бобылем выходу нет».
Итак, если искомый крепостной закон исходил от Федора, за которого фактически правил Годунов, как быть с гипотезой о «заповедном» указе Ивана IV? Пересмотр теории «заповедных лет» казался неизбежным. Но он не был осуществлен из-за новых архивных открытий. Найденная В. И. Корецким летописная заметка XVII в. не упоминала о «заповедных летах», однако из нее следовало, что Юрьев день был уничтожен не царем Федором, а его отцом, «благочестивым государем» Иваном Васильевичем[91].
Пока подлинный текст царского указа не разыскан, любые суждения о нем останутся не более чем гипотезами. Научное же значение каждой гипотезы будет зависеть от того, насколько она согласуется со всеми имеющимися фактами и источниками.
Случается так, что источники находятся в очевидном противоречии между собой. Тогда историк ищет пути к наилучшему их истолкованию и объяснению. Его труд начинает напоминать кропотливый труд следователя. И тот и другой не должны верить на слово своим свидетелям. Легко сбиться с пути при излишней доверчивости. И тот и другой не должны быть излишне скептичными. Расследование может зайти в тупик. Учитывая все это, попробуем заново выслушать речи немногих уцелевших свидетелей введения в России крепостного права. Эти речи невнятны и противоречивы, но иных данных у нас нет.
Чем значительнее историческое явление, тем больше вероятность того, что оно отразится в источниках и в памяти современников. Утрата, быть может, самого значительного из указов Грозного удивительна сама по себе. Отсутствие каких бы то ни было ссылок на него в документах последних лет царствования Ивана совсем необъяснимо.
Первые упоминания о «заповедных летах» появляются в документах периода правления Годунова. Число их ограниченно. Это грамоты нескольких помещиков, живших близ Новгорода в так называемой Деревской пятине.
Через пять лет после смерти Грозного трое помещиков обратились в суд с требованием вернуть беглых крестьян. Большая часть крестьян ушла от них при царе Федоре, несколько человек — еще в последние три года правления Ивана IV. Эти годы (как и последующие) названы в помещичьих исках «заповедными».