Все эмиссары Бориса занимали среди думных людей последние места. К тому же они не имели полномочий от Боярской думы. Но посланцы Годунова явились в провинцию не с пустыми руками. Раздача денежного жалования дворянам стала немаловажным аргументом в избирательной борьбе.
Нет оснований сомневаться в самом факте присяги, проведенной весной 1598 г. Иной вопрос, удалось ли Годуновым придать ей всеобщий характер. На местах правительственная акция, по-видимому, не встретила больших препятствий. Провинция не привыкла противиться предписаниям центра. Но ее влияние на дело царского избрания было не слишком велико. Судьбу короны решала не провинция, а «царствующий град» Москва.
В течение марта правитель оставался в Новодевичьем монастыре и лишь изредка показывался в столице. Во время своих наездов он «с боляры своими о всяких земских делех и о ратных делех советоваше со всяцем великим прилежанием»[129]. 19 марта Борис впервые созвал Боярскую думу для решения накопившихся местнических тяжб, не терпевших отлагательств[130]. Таким образом, Годунов приступил к исполнению функций самодержца. Но он не спешил расстаться с загородной резиденцией и долго откладывал переезд в государевы покои, опасаясь спровоцировать оппозицию на открытое выступление.
Чтобы облегчить Борису возвращение в Кремль, его приверженцы организовали третье по счету шествие в Новодевичий монастырь. Вместе с верными боярами Иов настойчиво просил Бориса не мешкая переехать в «царствующий град» и сесть «на своем государстве». В знак полной покорности просители стали перед правителем на колени и «лица на землю положиша». В ответ Годунов неожиданно объявил, что отказывается от трона («царские власти паки отрицашеся со слезами и на престоле не хотяше сидети»). «Отречение» Бориса невозможно объяснить, если допустить, что присяга ему Боярской думы имела благополучный исход. При редактировании утвержденной грамоты в 1599 г. царская канцелярия старательно вычеркнула из ее текста эпизод отречения.
Отказ Бориса побудил патриарха вновь обратиться к царице-иноке за указом. Старица Александра без промедления «повелела» брату ехать в Кремль и короноваться. Свой указ бывшая царица облекла в самые недвусмысленные выражения. «Приспе время облещися тебе в порфиру царскую», — сказала она Борису. Новый ход годуновская партия хорошо рассчитала. Поскольку патриарх не мог короновать претендента без боярского приговора, а руководители думы продолжали упорствовать, необходимый боярский приговор был заменен указом постриженной царицы.
1 апреля Годунов во второй раз торжественно въехал в столицу. Церемония повторилась во всех подробностях. За Неглинной Бориса ждали духовенство и народ. Он выслушал службу в Успенском соборе, затем прошел в царские палаты и там, повествует официоз, «сяде на царском своем престоле». Некоторое время спустя патриарх велел прочитать перед священным собором утвержденную грамоту об избрании Бориса, доказывавшую, что правитель сел на трон благодаря законному избранию и благословению патриарха.
Грамота подробно описывала первоапрельскую церемонию в Успенском соборе, и в особенности тот момент, когда патриарх возложил на Бориса крест Петра-чудотворца, «еже есть начало царского государева венчания и скифетродержания». Очевидно, авторы документа пытались изобразить «поставление» Годунова в цари как свершившийся факт.
Избирательная грамота в ранней редакции заканчивалась указанием на то, что патриарх и другие духовные лица скрепили документ своими руками и печатями, «а бояре и окольничие и дворяне и диаки думные руки ж свои приложили…»[131]. Приведенные строки заключают в себе одну из наибольших загадок избирательной кампании Бориса. Почему руководители Земского собора намеревались скрепить соборные постановления подписями одних лишь думных чинов — от бояр до думных дьяков? Почему они не хотели привлечь для подписания документа всех прочих участников собора: дворян, приказных людей и гостей? Оформленная таким образом утвержденная граиота походила бы не на постановление Земского собора, а на заурядный приговор Боярской думы и духовенства.
Проект подписания утвержденной грамоты в Боярской думе рухнул на самой ранней стадии. Патриаршая канцелярия не смогла составить даже перечень думных чинов, которым надлежало скрепить грамоту «рукоприкладством». В списках апрельской грамоты и среди подписавшихся фигурировали одни духовные лица[132].
130
Государственная Публичная библиотека им. М. Е. Салтыкова-Щедрина, собр. Эрмитажн., д. 390, л. 873; Государственная Публичная библиотека им. В. И. Ленина, собр. Горек., № 16, л. 479.
132
Имеются косвенные указания на то, что в стенах патриаршей канцелярии обсуждалась возможность проведения коронационных торжеств без участия начальных бояр. Собрание Соловецкого монастыря сохранило целый комплекс документов, составленных патриаршим домом в то время. Среди них находился Зерновой вариант «Чина венчания Бориса на царство», в котором бояре вовсе не упоминаются в качестве участников церемонии, а их функции исполняют патриарх и епископы (Государственная Публичная библиотека им. М. Е. Салтыкова-Щедрина, собр. Соловецк., № 1184/1294, л. 1–9).