Отыскали послы и жениха для царевны Ксении Годуновой. Они присмотрели родственника царя Юрия, царевича Хоздроя (приходившегося, «по родству», дядей царю Юрию). Царевича тоже не хотели отпускать в Москву, опасаясь в будущем возможных затруднений в запутанном вопросе о престолонаследии в картлийском царстве. Но московские послы были настойчивы и добились выполнения данного им тайного наказа. Хотя встреча с Хоздроем не вызвала у них большого восторга («похулить нам царевича не уметь, добр, а не отличен»), все же жених был признан подходящим. Царевичу было 23 года (он был ненамного старше царевны Ксении Годуновой), и послы договорились, что он отправится на границу Московского государства и будет ждать присылки туда послов для почетной встречи. Однако в разгар переговоров пришли вести о походе крымского царя «в Кизылбашскую землю на помоч турским людем». Одновременно стало известно об опасности, угрожавшей городам, поставленным в Кумыцкой земле. 11 мая 1605 года послы спешно покинули земли картлийского царя. Но когда они добрались до Терки, всё худшее уже произошло. В дороге им стало известно, что под напором «турских и кумыцких людей» пал Койсинский острог, началась осада Тарков, «а на Сунше острог государевы Терские воеводы сожгли и людей свели». Послы едва смогли пройти на Терки, но когда они после тяжелого горного перехода прибыли туда к 10 июня и захотели завершить свое посольство, это им не удалось. Терские воеводы отказались исполнять самоубийственное требование послов об отсылке картлийскому царю Юрию 150 человек стрельцов для охраны. Объясняя неудачу своей миссии, послы писали: «И Терские воеводы по царевича и по послов Юрья царя не послали; а отказали, что их Терские люди не слушают. А в то время по грехом турские и кумыцкие люди взяли город Тарки, — и люди стали в ужасе, чаяли приходу к Терскому городу»[675].
О катастрофе на Кавказе весной 1605 года подробно рассказал Баим Болтин. Он описал, как сначала воевода князь Владимир Тимофеевич Долгорукий вынужден был покинуть Койсу, потом «накрепко» были осаждены Тарки, и главному воеводе окольничему Ивану Михайловичу Бутурлину пришлось пойти на заключение мира. Это, однако, оказалось только уловкой противника: когда воевода и его войско оставили Тарки, на них напали. Бутурлин и один из его сыновей, ряд других воевод и стрелецких голов были вероломно убиты, «а ратных людей многих побили, а иных в полон взяли»[676]. Николай Михайлович Карамзин, говоря об этом неудачном броске Бориса Годунова на Кавказ, сравнил его с Каспийским походом Петра I и заключил с грустным пафосом: «Сия битва несчастная, хотя и славная для побежденных, стоила нам от шести до семи тысяч воинов, и на 118 лет изгладила следы Российского владения в Дагестане»[677].
Действуя в союзе с двумя главными врагами османов — персидским шахом на востоке и императором Священной Римской империи на западе, — царь Борис Федорович многого мог бы добиться. Он уже давно убедился, что контроль над путем в Персию может принести ему огромную выгоду. Послы разных стран, особенно английские, добивались разрешения на проход в Персию, так как все другие пути туда из Европы были перекрыты турецким султаном. В то время как Годунов отправлял рать «в Шевкалы», в Москву приехал английский посол Томас Смит с извещением о восшествии на престол короля Якова I. Одна из задач посольства состояла в подтверждении прежних привилегий. Сочинение об этом посольстве, вышедшее в Англии в 1605 году, начиналось с целого гимна торговле с Россией: «Торговые сношения служат как бы золотою цепью, соединяющею во взаимной дружбе одни государства с другими»[678]. Всплыл и старый вопрос о дороге в Персию, за которой англичане уже видели манившие их очертания Ост-Индии и Китая. В первом же письме к царю Борису Федоровичу король Яков I писал «о торговле, чтоб государь поволил аглинским гостем ходити через свои государства в Перейду, и в Восточную Индею, и о взыскании Китая». В Москве отговаривались начавшейся войной между шахом Аббасом и турецким султаном за захваченные некогда османами Дербент, Шемаху и Баку: «о той торговле перситцкой и о индейской» решать что-либо было пока рано. На будущее же соглашались вернуться к этому вопросу, более всего интересовавшему англичан, ссылаясь на принятые меры по освобождению дороги «в Перейду»: «А как государевы люди Шевкальскую и Кумытцкую землю очистят и с шахом об ней договор учинят, а шах у салтана прежние свои городы возьмет, и дорога в Перситцкое государство будет чиста, и тогды государь с Якубом королем сошлетца о всяких добрых делех своими болшими послы, как им быти меж собою в дружбе и в любви вперед крепко и стоятельно, и о той дороге потому ж и договор велит государь учинить»[679]. Следовательно, разрешение на транзитную торговлю с Персией и Индией увязывали в Посольском приказе с заключением большого договора о мире с Англией. Увы, и этот проект разрушила начавшаяся русская Смута.
676
Изборник… С. 323. В «Новом летописце» сообщается о том, что в битве под Тарками погибло более семи тысяч человек, «окромя боярских людей» (то есть кроме слуг, исполнявших вспомогательные функции в войске и не включенных в общее число потерь). В этом источнике говорится о несколько иной последовательности событий, о том, что после битвы под Тарками спасшиеся вместе с князем Владимиром Мосальским отошли к Койсе и только после этого «град Койсу сожгоша, а сами отойдоша на Терек». Кстати, летописец приводит рассказ о дальнейшей судьбе стрелецкого головы Смирного Маматова, который «обусурманился» в плену. Из контекста статьи, видимо, намеренно помещенной в тексте летописца между известиями о смертях датского принца Иоганна в 1602 году и царицы Ирины Годуновой в 1603 году, можно было понять, что царь Борис Годунов велел казнить его «розными муками», а «напоследи же ево окаянново велел обдати невтию и повеле зажечь». Однако, очевидно, что все эти события происходили уже после смерти Годунова. Ср.: Новый летописец… С. 57–58.
678
Сэра Томаса Смита путешествие и пребывание в России / Пер., введ. и прим. И. М. Болдакова. СПб., 1893. С. 5.