Первый вопрос, возникающий в связи с Маркусом Вольфом, таков: как связать искренний идеализм порядочного человека с той работой, которую он исполнял? Ведь не секрет, что разведка требует весьма часто акций, попросту говоря, преступных. Ведь и осудили Вольфа (условно) в новой Германии, в конце концов, по обвинению в похищении ребенка с целью шантажа – излюбленного шпионского приема. Сам Вольф сказал: «Вопрос о целях и средствах достаточно просто решить в сфере личной морали, но в государственной работе очень часто дело обстоит много сложней». Значит ли это, что человек, осуществляя старинное иезуитское правило по службе, может остаться добропорядочным в личной жизни? В том-то и дело, что может. И Маркус Вольф явил весьма убедительный пример этого.
Но тогда встает второй вопрос: а важно ли для государства, если руководитель высокого – в пределе высочайшего – ранга, что называется, хороший человек? А это зависит от самого государства, от сложившейся системы. Нет сомнения, что стань советским вождем вместо Сталина Бухарин, не было бы ни насильственной коллективизации, ни тотального политического террора. И Хрущев, в конечном счете, «хороший человек»: грешил, но каялся. В Советском Союзе это очень много значило: система была завязана на вожде. Сегодня это не так.
В новом романе Владимира Сорокина герой – опричник, и опричнина дается как вечная форма русской жизни; термин старинный, но реалии в романе сегодняшние. При этом он (опричник), благоговейно взирая на государя, очень охотно подвергается коррупции. То есть: лидер не может воздействовать на систему ни в каком идеалистическом смысле, его мировоззрение и личные качества не имеют значения. Ему не управиться со своими верными слугами, они делают погоду. «Короля играет свита», как любят сейчас говорить в России.
В каком-то ироническом смысле Россия сейчас «свободная страна», то есть независимая от номинальной верховной власти. Главный начальник, из какого бы ведомства он ни вышел, не создает систему, но подчиняется ей. Лучше это или хуже для страны – чисто академический вопрос, потому что альтернативы пока не видно. Система, которая держится на личной корысти правящих, может быть прочнее той, что построена на идеологической вере. А слепую веру – во что бы то ни было – в России не возродить: это и есть самый ценный результат советского опыта.
Поэтому никакой, даже самый добропорядочный Вольф (что по-немецки значит «волк») добра не принесет. Тем более если, по словам российского президента, товарищ волк знает, кого кушать.
Радио Свобода © 2013 RFE/RL, Inc. | Все права защищены.
Source URL: http://www.svoboda.org/articleprintview/270852.html
* * *
[Русский европеец Василий Розанов] - [Радио Свобода © 2013]
О Василии Васильевиче Розанове (1856—1919) трудно говорить как о русском европейце. Он был тем образцом русскости, которую можно считать самой крайней противоположностью той системе ценностей, которую мы называем европейской, западной культурой. Прежде всего, он разноречив, несобран, неоформлен, бесконечен, как русская равнина, и эта такая бесконечность, которая в философии называется дурной.
Приведем слова современника о Розанове. Бердяев писал о нем в 1916 году в статье под характернейшим названием «О вечно-бабьем в русской душе»:
Чтение Розанова — чувственное наслаждение. Трудно передать своими словами мысли Розанова. Да у него и нет никаких мыслей. Всё заключено в органической жизни слов и от них не может быть оторвано. Слова у него не символы мысли, а плоть и кровь. Розанов — необыкновенный художник слова, но в том, что он пишет, нет аполлонического претворения и оформления. В ослепительной жизни слов он дает сырье своей души, без всякого выбора, без всякой обработки. И делает он это с даром единственным и неповторимым. Он презирает всякие «идеи», всякий логос, всякую активность и сопротивляемость духа в отношении к душевному и жизненному процессу. Писательство для него есть биологическое отправление его организма. И он никогда не сопротивляется никаким своим биологическим процессам, он их непосредственно заносит на бумагу, переводит на бумагу жизненный поток. Это делает Розанова совершенно исключительным, небывалым явлением, к которому трудно подойти с обычными критериями. Гениальная физиология розановских писаний поражает своей безыдейностью, беспринципностью, равнодушием к добру и злу, неверностью, полным отсутствием нравственного характера и духовного упора. Всё, что писал Розанов — писатель богатого дара и большого жизненного значения, есть огромный биологический поток, к которому невозможно приставать с какими-нибудь критериями и оценками.