Замечательно здесь слово «сырье», напоминающее о России как сырьевом придатке Запада. Одно время это мнение казалось устаревшим, но сейчас опять утвердилось в некоей вечной непререкаемости. «Великая энергетическая держава» — так сейчас это называется и произносится едва ли не с гордостью: нужду в очередной раз выдают за добродетель.
Говоря о Розанове, можно вспомнить еще одну философему: противопоставленность материи и формы, потенции и актуальности. Вот эта неоформленность, невыявленность, неактуализированность Розанова и есть вечно-бабье в русской душе. Бердяев же назвал Розанова гениальной мистической бабой. Утешение здесь то — если это можно назвать утешением, — что форма невозможна без материи, без той пустоты, того «ничто», которое есть условие становления, превращения небытия в существование. Так что в этом абстрактно философском смысле Запад не может существовать без России. Розанов как Россия — вот эта абстрактно взятая баба, женское начало, бытийная утроба.
Но именно в наше время ясна необходимость Розанова как универсальной культурной компоненты. Темы Розанова зазвучали на Западе в новом, квази-научном исполнении. Розанова в этом контексте можно назвать пророком демократии как нерепрессивной культуры. Фрейд показал, что всякая цивилизация строится на подавлении первичных инстинктов, и это делает человека глубоко и непоправимо несчастным. Эти инстинкты периодически взрываются в войнах и революциях. История двадцатого века неоспоримо это продемонстрировала.
Главными движущими инстинктами являются самосохранение и влечение к продолжению рода. Канонизация, прославление этих инстинктов — вот Розанов в самой интимной сущности. Он совершил сексуальную революцию в отдельно взятой стране до Фрейда. Но заметили — на Западе — только Фрейда. Он проще, понятней, общедоступней и, строго говоря, научней.
Анна Ахматова как-то сказала: люблю Розанова, но только там, где у него нет евреев и пола. Кто-то возразил: а что, собственно, у Розанова есть, кроме евреев и пола? Во время процесса Бейлиса Розанов, повинуясь своим темным откровениям, выступил с защитой мнения о жертвоприношениях у евреев, о ритуальных убийствах христианских младенцев. Возмущение было всеобщим и тем более острым, что Розанов всегда пользовался репутацией филосемита. Для него евреи — древние библейские иудеи — что-то вроде русских, они тоже «бабы». Он писал о евреях: они догадались о святом в брызге бытия. Иудаистская религия — половой завет народа с Богом, в этом союзе иудеи играют женскую роль. Вот почему евреи вечны в своем культе самовоспроизведения. И самое тонкое у Розанова в его двусмысленном антисемитизме в том, что эти гипотетические жертвоприношения ему нравились, доказывали для него бытийность евреев, укорененность их в сокровенных глубинах мира.
Конечно, такую любовь не назовешь иначе, чем провокация. Но Розанов вообще провокативный писатель. И с этим его надо брать.
Брать тем более приходится, что многие мысли Розанова — а в сущности одна главная — доказала свою верность методом от противного. История технологической цивилизации враждебна человеку и, как теперь выяснилось, природе. Сексуальная революция двадцатого века — закономерный ответ на невыносимые давления техники и выросшего на ней склада жизни. Розанов говорил, что он переженил бы гимназистов с гимназистками и не выдавал бы без этого аттестата зрелости. Что сейчас и происходит. Отсюда же известная нелюбовь Розанова к христианству, которое он считал религией смерти.
В этом смысле Розанов, получается, европеец из европейцев. В его лице Россия как-то криво и косо обогнала Европу. Но пророчества всегда исполняются как-то не прямо. Разве можно было догадаться, что фрейдо-марксизм Маркузе и Фромма поднимет на Западе розановские темы?
Розанов однажды сказал о социализме и демократии (в те времена, когда эти понятия еще не разделялись): корень демократии — в завете Бога: нехорошо человеку быть одному. Розанов мыслил мир как единый половой союз, в котором любовь побеждает смерть.
В этой победе бессмертным оказывается род — следование людей в натуральном биологическом порядке. Достоинство личности, говорили оппоненты Розанова, дается религией Христа. Сейчас, в современных демократиях это достоинство гарантировано прежде всего правовыми нормами. Говорить о религии как фундаменте общества и морали нынче не положено, политически некорректно. Но пол, кажется, никто на Западе не считает политически некорректным.