Source URL: http://www.svoboda.org/articleprintview/269701.html
* * *
[Мария-Антуанетта — королева Макдоналдса] - [Радио Свобода © 2013]
Неожиданно много разговоров вызвал фильм Софии Копполы «Мария-Антуанетта». Даже не сам фильм, а его тема, его героиня. Фильм-то как раз не принес новых лавров мисс Копполе, — на Каннском фестивале его даже освистали. В Америке он идет со средним успехом, чемпионом по кассовым сборам отнюдь не стал. Еще до того как фильм вышел в прокат, случалось читать статьи, в которых отрицалась какая-либо познавательная ценность фильма и писалось о нем как продукте чисто голливудского мировоззрения.
Это звучало как раз двусмысленно и скорее вызывало желание все-таки «Марию-Антуанетту» посмотреть. Ибо нет ничего хуже исторических фильмов, делаемых Голливудом: именно попытки рассказать о чем-то далеком от Америки во времени и в пространстве делают неотличимыми Наполеона от Панча Вилья, а русскую Екатерину от британской Елизаветы. Невыносимая скороговорка и одинаковые клише равно присущи раннему средневековью и революции Кромвеля. И еще одна черта, отмеченная еще Ильфом и Петровым в их «Одноэтажной Америке»: из какой бы эпохи ни ставился фильм, прическа главной героини будет сделана по самоновейшей моде.
«Мария-Антуанетта» всего этого счастливо избежала. Даже прически тогдашние, а не сегодняшние. Фильм визуально красив, при этом не оскорбляя вкуса: всё выдержано в мягких пастельных тонах. История брачных затруднений молодых супругов — наследников французского престола дана настолько тактично, что люди, не знающие, в чем было дело, ни о чем не догадаются (молодой Луи страдал фимозом и долго не решался сделать потребную операцию). Никакие исторические события не вторгаются в уютный быт Версаля и Малого Трианона, один только раз говорят о необходимости помочь американским колониям, восставшим против английской короны. Никакого нажима и курсива нет, фильм сделан мягко, почти полностью сведен к пейзажам и интерьерам. Пресловутые пиры и прочие увеселения Антуанетты проходят в высшей степени благородно. Даже любовник у нее только один. И совсем уже интересно: Антуанетта в фильме жалуется, что ей приписали глупую фразу: если у народа нет хлеба, пусть ест пирожные.
Есть два типа изображения этого сюжета: Марию-Антуанетту либо демонизируют, либо делают из нее мученицу. В фильме Софии Копполы до казни дело не дошло. Слышен только рык толпы за стенами дворца. Понятно, что нет и никакой демонизации главной героини. Она подана как провинциальная девочка, внезапно попавшая в волшебный мир, облагодетельствованная какой-то доброй феей. Или по-другому можно сказать. В Нью-Йорке на углу Пятого Авеню и 58-й улицы есть громадный игрушечный магазин Шворца. Богатые люди любят устраивать любимым детям дни рождения в этом магазине, когда он вечером закрывается. Малолетки зовут приятелей и гужуются от души. Родители, понятно, оплачивают как покупки с подарками, так и убытки.
Вот так Мария-Антуанетта изображена в фильме мисс Копполы. Злодеев в фильме нет. Их вообще не так много на верхах власти, в толпе куда больше, особенно если толпу разъярить. Помнится, Бунин писал: думали найти страшные тайны и преступления в царском доме, а нашли — семью. Вот то же самое можно сказать о Бурбонах, павших жертвой революции, разве что королева легкомысленная. Зато какой очаровательный толстяк Луи с его хобби — изобретением слесарных замков. Он очень хорошо описан Фейхтвангером в историческом романе «Лисы в винограднике» (оттуда я и о его недомогании узнал).
Уместным кажется привести цитату из «Доктора Живаго» — царь Николай II на фронте:
Смущенно улыбавшийся государь производил впечатление более старого и опустившегося, чем на рублях и медалях. У него было вялое, немного отекшее лицо. Он поминутно виновато косился на Николая Николаевича, не зная, что от него требуется в данных обстоятельствах, и Николай Николаевич, почтительно наклоняясь к его уху, даже не словами, а движением брови или плеча выводил его из затруднения.
Царя было жалко в это серое и теплое горное утро, и было жутко при мысли, что такая боязливая сдержанность и застенчивость могут быть сущностью притеснителя, что этою слабостью казнят и милуют, вяжут и решают.
— Он должен был произнесть что-нибудь такое вроде: я, мой меч и мой народ, как Вильгельм, или что-нибудь в этом духе. Но обязательно про народ, это непременно. Но, понимаешь ли ты, он был по-русски естествен и трагически выше этой пошлости. Ведь в России немыслима эта театральщина.