Когда Розанов писал это, то есть в начале прошлого века, такая ситуация еще была жива в России. Но вот чего бы он ни за что не угадал — так это полной применимости черт русской радикальной молодежи к молодежи западной, причем через сто лет после Писарева. Случайный мальчик стал отнюдь не случайным бунтовщиком. Апофеоз европейской писаревщины – май 1968 года с его совсем по-писаревски звучащими лозунгами: Будьте реалистами, требуйте невозможного! (Вспомним, что одна из знаменитейших статей Писарева называется «Реалисты» — о Базарове.) Вот это и было провиденциальное явление Писарева: невротического мальчишки, который решил, что эстетика — ненужная условность, тогда как единственно верный способ обхождения с девушками — сразу хватать их руками. Только смелости у него на это не было. Но на то и была придумана сто лет спустя после русских нигилистов сексуальная революция.
Ведь знаменитое писаревское разрушение эстетики к тому и сводилось, что в отношениях мужчины и женщины много лишних условностей, все должно быть проще. Эстетикой Писарев называл не столько нормы художественного сознания, сколько правила поведения в обществе. У него есть разбор сцены объяснения Базарова с Одинцовой: Писарев досадует на то, что нужно было что-то там лишнее говорить, а не действовать в духе стерновского «Сентиментального путешествия» с его знаменитым финалом. У самого Писарева, повторяю, смелости на это не хватало, но красноречие было, в статьях своих он разрушал старинные крепости и громоздил Оссу на Пелеон. За это его платонически любили все нежные девушки России. Да и юноши. Шкловский однажды сказал, что Писарев писал как будто специально для подростков.
Грустно сказать, но Писарев остается актуален. Последний его апофеоз представлен в фильме Бертолуччи «Сновидцы». Как раз Май 1968, как раз Париж, и французские близнецы, брат с сестрой, завлекающие в сексуальные игры американского студентика.
С другой стороны, как не назвать это прогрессом? Все-таки бомбы в губернаторов не бросают, по крайней мере, в Европе, а так, шалят с полицейскими. Что же касается других шалостей, то право, лучше предаваться этим сексуальным исследованиям с ровесниками, как герои Бертолуччи, чем всю жизнь, как Писарев, вздыхать по равнодушной тетке.
Source URL: http://www.svoboda.org/articleprintview/369708.html
* * *
[Борис Парамонов: «О пользе восхождения на Эверест»]
Мой внук в возрасте девяти лет заявил, что хочет играть на саксофоне.
Выяснилось, что слух у внука есть. Отец его через некоторое время сообщил, что он уже подыгрывает диску Джона Колтрейна и «попадает в ключ» (не знаю, что это такое).
Наступил день публичного выступления – не сольного, конечно, а в составе школьного ансамбля. Мы поспешили приехать из Нью-Йорка. Школьный концертный зал (а такой есть) был заполнен воодушевленными родственниками дебютантов.
И тут начали выясняться подробности. Оказалось, что в этом оркестре состоит чуть ли не вся школа. И все со своими инструментами, среди которых была даже туба, на которой играла девочка.
Начался концерт – всё как следует, даже с дирижером, он же музыкальный руководитель школы. Играли – кто в лес, кто по дрова. И мне в очередной раз открылась немалая американская истина. Американцев воспитывают и поощряют в различных инициативах не столько для расширения их культурных горизонтов, сколько для уверенности в себе: всякий может делать любое. В Америке это называется: «повышать самооценку» у детей. И вообще важно, прежде всего, to have fun (веселиться, буквально «иметь веселье»).
И такая философия (американцы применяют это слово куда шире, чем принято) действует повсеместно. Вот недавний пример.
В Соединенных Штатах существует институция, называемая «Месячник романа» (National Novel Writing Month). Ее абревиатура, прочитанная на русский манер, звучит как НаНоВриМо. Она ежегодно проводит компьютерные соревнования по написанию в течение месяца романа объемом 50 тысяч слов (размер «Великого Гэтсби» Скотта Фицджеральда). Участвовать могут все, писать что угодно – лишь бы в нужный срок представить нужный объем, имеющий видимость некоей законченности. Инициатива стала страшно популярной: в 1999 году, в самом начале, участвовали в действе шесть человек, в этом году – 13 тысяч. Общий объем нынешней писанины достиг 982 495 939 слов.