Почему проповедь половой свободы у Жорж Санд оборачивалась чуть ли не призывом к революции? А потому, что освобожденный секс есть метафора — «носитель» — всякой свободы. В глубине любая революция сексуальна.
Все это более или менее понятно, но что остается в нашем разговоре не совсем ясным — так это вопрос о «лишних людях» в русской литературе и жизни. Этих-то куда пристроить?
Все было бы понятно, если б можно было ограничиться формализмом Шкловского, выводящего литературу только из литературы, или Камилой Палья с ее игрой сексуальных масок. Но ведь Тургенев не только всю жизнь платонически вздыхал по Полине Виардо, а в литературе отказывался от всевозможных Ась, но действительно был против крепостного права! И даже способствовал отмене оного, что и царь-освободитель признавал. Откуда у русских людей с острой социальной совестью, а подчас даже и революционеров — хоть бы у Чернышевского — это бессилие перед женщиной, это «пробничество»?
Ответ есть, он, можно сказать, напрашивается. Эта женщина, перед которой русские терялись, эта мистическая Баба — Россия, сама русская бесконечная земля, хтоническая бездна, в которой тонет все. Самодовлеющая мать-сыра земля, на которой все люди — лишние.
В этой интуиции и заключена тайна русской литературы. Ответ России на Жорж Санд — Лиза Калитина, то есть Тургенев и прочие русские классики. Русская литература — монастырь, а не заповедник свободы. С Россией не справиться никакому революционеру.
Так что дело совсем не в женском равноправии, не в феминизме. В России во все века сколько угодно было всякого рода женотделок — начиная с княгини Ольги. За баб в России можно быть спокойным. Поэт сказал: «все сдавали — бабы не сдавали». Только вот демографию бы подтянуть. Но тут Путин обещал помочь. А это вам не какой-нибудь пробник.
И надо бы для пущей фиксации русской всечеловечности слегка поправить название крейсера «Аврора»: наименовать его впредь «Аврора Дюдеван».
Source URL: http://www.svoboda.org/articleprintview/380007.html
* * *
[Русский европеец Наум Берковский] - [Радио Свобода © 2013]
Наум Яковлевич Берковский (1901—1972) — крупный советский литературовед, специалист по истории немецкого романизма, что одно уже обеспечивает ему почетное место в кругу русских европейцев. Но мы недаром соединили в одной фразе два определения — русский и советский. Тут дело не хронологических рамках жизни Берковского, с ранней молодости пришедшейся на советское время, в чем вины его, конечно, нет, — но в собственном его, Берковского, волевом выборе. Молодой Берковский — вполне сознательный и в высшей степени активный советский литературный деятель. Будучи аспирантом и учеником титана отечественной филологии Жирмунского, Берковский в то же время — если не член РАППа, то активнейший автор рапповского журнала «На литературном посту», то есть по существу в лагере людей, терроризировавших послереволюционную русскую литературу. Он сотрудничал с режимом в литературной его политике не за страх, а за совесть — даже после разгона РАППа, уже в 1936 году, добровольно присоединился к травле замечательного писателя Леонида Добычина, которая довела его до самоубийства. Первой книгой Берковского, еще до каких-либо заметных научных работ, был сборник критических статей о современной литературе, так и названный — «Текущая литература». Очень бойкая книга, и сейчас с захватывающим интересом читаемая. Одна статья оттуда стала даже классической — о прозе поэтов, Пастернака и Мандельштама, ее до сих пор цитируют в любых серьезных комментариях к творчеству двух гениев. Процитируем о Мандельштаме:
Стиль Мандельштама служит тому, что за вещью видится ее «фамилия»… Родовым восприятием взяты почти все вещи в «Египетской марке»… Парнок суммирует классического разночинца XIX века… Нужно брать живых людей не в падали быта, а с высоты культурных проблем. Преломление быта культурой, центральный принцип мандельштамовской прозы, нам сейчас <…> бесконечно дорог.
«Сейчас» у Берковского означает советское время и культурную его революцию, то есть приобщение к литературе широких масс. Берковский и обругивает чуть ли не всех современников, и старается в то же время сохранить литературную культуру. Пафос его рапповских статей — уйти от старых тем, работать на новом материале, но сохраняя высокий профессионализм. Талантливый Леонид Леонов у Берковского — баба Горпына, вывешивающая проветриться старые подштанники Довгочхуна. В сущности, место Берковского было не в РАППе, а в ЛЕФе, но оно уже было занято — Шкловским. Видимо, молодой Берковский был парень с гонором и вторые роли играть не соглашался. А у темных раппов он был, несомненно, номер один.