Для Хайда пересмотр баланса между частными (корпоративными, индивидуальными) и общими, публичными интересами зависит не только от эффективной политики, скажем налоговой, но идея культурной общности, культурного общего «товара» лежит на самой глубине американской истории.
А какова самая эта глубина? В Америке не было старой европейской системы земельной собственности, не было феодализма, когда туда прибыли первые переселенцы; за исключением индейцев и природы там вообще ничего не было. И коли земля является, в конечном счете, главным достоянием человечества — и достоянием даровым, — то в основе мировоззрения, порождаемого такой изначальной ситуацией, лежит идея общности, а не частной собственности.
Понятно, что американское общество давно перестало быть аграрным, каким оно было во времена отцов-основателей. Человеческая деятельность стала разворачиваться на основах, созданных самим человеком, появилась некая действительность второго порядка, которая и называется цивилизацией. Но в основе всего, старается показать Льюис Хайд, лежит этот первоначальный импульс общности, который для Америки не только умозрительно дедуцируется, но и, так сказать, чувственно ощущается в ее такой молодой еще истории.
Льюиса Хайда и всё движение левых юристов, copy-left критики называют новым руссоизмом. Но дело не только в апелляции к первоначальному, то есть более благородному, более человечному, как хотят считать всяческие архаисты. Сам Хайд приводит пример Бенджамина Франклина, этого образцового американца, того самого self-made man, самого себя сделавшего человека — американский архетип. Есть знаменитое эссе Эмерсона под названием «Полагаться на себя», там и приводится пример Франклина как образец. Но Хайд ссылается на слова самого Франклина, не раз говорившего, что все его изобретения основаны на том, что раньше делали другие. Он не претендовал на монопольное владение сделанным. То есть, проще говоря, человек никогда не работает в одиночку, им руководит некая коллективная трудовая память.
В случае Франклина, говорят критики Хайда, было просто: он был богатый человек, — тот же случай, что рента Флобера. А на что рассчитывать неимущему творцу, кроме авторских прав? Спор продолжается и идет по тому же кругу.
Конечно, все эти метафизические соображения о природе творчества в реальной, то есть экономической, действительности не столь значимы, как вопрос об авторских правах компаний, владеющих всеми этими песнопениями всех этих поп-старс, которые и являются потенциальной жертвой нынешних технических средств. И вообще в эпоху «ю-тьюб» их, с позволения сказать, авторское творчество, похоже что кончится, идет эпоха широкой художественной самодеятельности самых широких масс. Такой результат был бы, конечно, приятной неожиданностью. Но меня продолжает интересовать Флобер, то есть вопрос о природе подлинного художественного творчества. Он сам очень интересно высказался об этом однажды, говоря о книге Ипполита Тэна — историка-позитивиста, выводившего творчество из влияний социальной среды:
В искусстве, помимо среды, в которой оно создается, и физиологической наследственности художника, есть и нечто еще. С помощью этой системы можно дать объяснение типу, группе, но нельзя объяснить индивидуальность — то особое обстоятельство, которое делает тебя именно таким. Подобный метод приводит именно к тому, что талант оставляют без внимания. Шедевр имеет значение только как исторический документ… Раньше думали, что литература — дело глубоко личное и сочинения падают с неба, как аэролиты. Теперь же отрицают всякую волю, всякий абсолют. Думаю, что истина — где-то посредине.
Сойдемся на том, что художник — медиум. Им говорит нечто высшее, но говорит именно через него.
Source URL: http://www.svoboda.org/articleprintview/476572.html
* * *
[Дэвид Герберт Лоуренс – пророк рок-культуры ]
В России выходит собрание сочинений Дэвида Герберта Лоуренса (1885 – 1930).
Замалчивание Лоуренса - еще один пример из культурной истории советского времени. О нем десятилетиями знали в России только то, что он автор скандального романа «Любовник леди Чаттерлей».
Кстати сказать, и на Западе – в англоязычных странах – эта книга была запрещена до 1960 года. Самая знаменитая книга не всегда бывает у писателя самой лучшей. Многие у Лоуренса отдают предпочтение роману «Влюбленные женщины». И ни в каком разговоре о Лоуренсе нельзя не сказать об еще одном знаменитом его романе – «Сыновья и любовники», этой классической иллюстрации к знаменитой теме Эдипова комплекса.