Вспоминая прежние фильмы Звягинцева, мы четко усматриваем господствующую его тему. Это – семья, самый устрашающий человеческий союз. В «Возвращении» это отец и сыновья, в «Изгнании» муж и жена. Но ни в одном повороте семейного сюжета у Звягинцева нет позитивного решения. Семья у него – не дом и крепость, а наиболее опасный способ существования. Семья по определению интимна, поэтому в ней недействительны законы социальности, законы человеческого общества. Семья – источник травм у Звягинцева, у него, в отличие от Толстого, все семьи одинаково несчастны. Семья и есть несчастье, а значит тем самым несчастье – жизнь, коли она зачинается в семье, а не в пробирке. Звягинцева хочется назвать манихеем, жизнь у него создана злым богом. Этот поистине метафизический масштаб его творчества заставляет видеть в нем крупного художника. Отрадно, что в его лице нынешнее российское художество возвращается к вневременным, вечным темам, всяческий совок перестал уже интересовать серьезных художников.
Я говорил о литературных и философских ассоциациях, вызываемых Звягинцевым. Какова его связь с кино, какая у него прослеживается стилистика? И в «Возвращении», и в «Изгнании» чувствовалось влияние Тарковского. Но в «Елене» Звягинцев напомнил Антониони. Сцена, в которой Елена собирает свою смертоносную смесь, - явная цитата из «, где фотохудожник увеличивает снимок, добираясь до тайны. Но это чисто внешнее сходство, а можно говорить и о глубинном родстве всех подлинных художников. У Антониони искусство предстает чем-то вроде синонима смерти, жизнь исчезает, соприкасаясь с искусством, искусство подменяет жизнь, а значит, каким-то образом ее убивает. У Антониони трупа в кустах не было, его создал художник. Смерть у Антониони, таким образом, - внутренняя структура искусства. У Звягинцева она дается как внешняя сюжетная схема, еще не до конца проникла в структуру его художества, как из русских - у Киры Муратовой. Так что у Звягинцева есть еще резерв.
Source URL: http://www.svoboda.org/content/transcript/24408293.html
* * *
Кеннан - идеолог Холодной войны
Александр Генис: В США вышла книга, равно важная для Америки и России. Опус крупного историка Льюиса Гэддиса называется. ''Джордж Кеннан: жизнь американца'' . В ней рассказывается о выдающемся американском дипломате, бывшем послом США в Советском Союзе и объявленном Сталиным персоной нон грата.
Уникальность Кеннана в том, что он сперва делал историю, а потом писал о ней. Джордж Кеннан – автор знаменитой ''доктрины сдерживания'', ставшей основой американской внешней политики на всё время Холодной войны. В течение 40 лет эта доктрина определяла мировую политику и служила идейным основанием для таких важнейших международных инициатив, как План Маршалла и образование НАТО.
Журналисты прозвали Кеннана Кассандрой за то, что именно он поднял тревогу, реализовавшуюся в долгой и опасной Холодной войне. Но только она, - считал Кеннан, - способна удержать нас от новой мировой войны, в которой уже не будет победителей.
Сегодня очевидно, что Кеннан был не столько реалистом, сколько пророком. Призывая к твердости, но и осторожности, он считал залогом успеха падение Железного занавеса. ''Тоталитаризм – болезнь не национальная, а универсальная, - говорил он, - и лекарство от нее - здоровый инстинкт всякого общества, которое само себя вылечит'''. Роль Америки в этом мучительном процессе - быть примером. В конечном счете, правда приведет к победе. Однако и после нее миру придется считаться с последствиями Холодной войны. "Многие характерные черты советской системы, - писал трезвый историк еще полвека назад, - переживут советскую власть, хотя бы уже потому, что все другое, что можно было бы ей противопоставить, оказалось уничтоженным".
О долгожданной биографии Кеннана сегодня говорит вся серьезная пресса Америке. Сегодня к этому разговору ''Американский час'' подключит Бориса Парамонова.
Борис Парамонов: Прежде всего, нужно сказать, что книга ждала своего выхода почти тридцать лет: автор начал ее еще в 1982 году, но не хотел ее выпускать, пока жив ее герой. А Джордж Кеннан прожил Мафусаилов век – умер в 2005 году в возрасте сто одного года. Александр Генис: Это тем удивительнее, что Кеннан всю жизнь отличался слабым здоровьем. Однако, в 2004 году, когда Принстонский университет устроил симпозиум в честь 100-летия своего прославленного питомца, в работе конференции принял участие сам юбиляр. Долгая жизнь была неожиданным фактором для автора книги и друга его героя. Гэддис сам успел состариться, пока ждал возможности напечатать свою книгу. Значит ли это, что в ней содержатся материалы, каким-то образом компрометирующие Кеннана? Какая-то сугубо частная информация, неудобная для обнародования при жизни источника этой информации?