Дмитрий Волчек: Третью премию ''Большая книга'' в 2011 году получил роман Дмитрия Быкова ''Остромов, или ученик чародея''. Культуролог Борис Парамонов говорит, что эта книга стала для него самым интересным событием русского литературного года.
Борис Парамонов: Быков продолжает работать в ключе, в тональности, заданной юго-западной литературной школой, не обязательно одесской, потому что к этой школе можно отнести и киевлянина Михаила Булгакова. А можно и Евгения Замятина вспомнить, который, кстати, первым сказал, что русской литературе нужен новый стилистический уклон, установка на фантастику. Это литература, отошедшая от русской классической традиции житейского реализма, в ней есть фантазия, сказочный полет. Конечно, эту традицию можно вести и от Гоголя. Но связь Быкова с литературным юго-западом более наглядна, непосредственна. Читая ''Остромова'', вы всё время вспоминаете Олешу, Ильфа-Петрова, того же Булгакова; меньше всего у него Бабеля, это влияние не ощущается.
В ''Остромове'' вновь блестяще проявился основной дар Быкова – богатейшая фантазия, умение построить захватывающий сюжет, причем не по законам детективного жанра, а как раз фантастического, сказочного. Можно сказать, что Быков вообще пишет сказки, разворачивая их до размеров романа, причем объемного, волюминозного романа. В ''Остромове'' почти восемьсот страниц, и читается он с неослабевающим интересом. Впрочем, тут нужно некоторое уточнение. В романе есть лишние даже не страницы, а линии, и как раз в этих местах читательское напряжение ослабевает. Это всегдашний недостаток Быкова, если, конечно, избыток можно назвать недостатком; но как раз в художественных структурах это так. В ''Остромове'', например, совершенно излишня линия Варги, какое-то запоздалое декадентство. Это же можно сказать, пожалуй, и о линии Кугельского – бездарного газетчика, пытающегося делать советскую карьеру. Но зато это дало возможность ввести историко-литературный материал – то, что Быкову удается, пожалуй, лучше всего. В романе ''Орфография'' это был знаменитый ДИСК (Дом искусств), а в ''Остромове'' через газетный материал описан круг обэриутов и даже Виктор Шкловский, выступающий под именем Льговского. Я бы сказал, что он описан у Быкова не хуже, чем у Каверина в романе ''Скандалист'' и уж точно лучше, чем у Ольги Форш в романе ''Сумасшедший корабль''. Очень приятное ощущение возникает у читателей Быкова, когда на общеизвестном историко-литературном материале появляются живые люди, а не страница учебника.
Тут нужно еще одну особенность отметить у Быкова. Он почти всегда работает на историческом материале, и ''Остромов'' не исключение. В его сюжетную основу положена действительная история авантюриста, выдававшего себя за масона и вступившего в связь с ОГПУ, каковая связь недолго, конечно, продолжалась. И вот тут самое важное. Быков понял, что фантастический жанр диктуется даже не закономерностями литературной эволюции, а самой российской историей – после семнадцатого года ставшей уже чудовищной фантастикой. Эта фантастика и сейчас продолжается, в других формах, естественно. Виктор Пелевин, кстати, разрабатывает эту жилу – нынешнюю русскую фантасмагорию. А Быков взял на себя недавнее – а может быть уже и давнее советское прошлое.
Главный прием Быкова – взять вот эту самую русскую фантасмагорическую реальность и надстроить ее дальнейшей, уже своей, чисто литературной фантазией. В ''Остромове'' это линия второго главного героя – Дани Галицкого, вот этого ученика чародея, который у заведомого, но талантливого жулика научился левитации, и даже не от него лично, а оказавшись в атмосфере всяческих, порой нечистых и небезопасных чудачеств. Мораль тут такая: одаренному человеку безразлично от кого или от чего получить толчок, чтобы самому взлететь. Но вот что получается: история Остромова интереснее истории Дани, то есть русская реальность, историческая и всякая, интереснее любой мистики, хоть восточной, хоть западной. Кстати, такую же ситуацию мы видим у Пелевина, тоже обожающего пристегивать всякую мистику к русской истории и жизни, и с тем же результатом: реальная Россия оказывается интересней любых фантастических концепций, к ней присобаченных. Трудное это дело: русскому писателю соревноваться с русской историей. Дмитрий Быков делает это дело честно и с обнадеживающими результатами.