Дмитрий Волчек: Одной из сенсаций литературного года во Франции стал необычайный успех книги Эмманюэля Каррера ''Лимонов'', романизированной биографии российского писателя и политика. Книга стала бестселлером, получила премию ''Ренодо'', а Николя Саркози рекомендовал ее членам кабинета министров. А вот парижской журналистке Кире Сапгир книга о ее давнем знакомом не понравилась:
Кира Сапгир: Это вещь, которая произвела на меня отвратительное впечатление, о чем я написала детальный разгром для ''Литературной газеты''. Мне, правда, понравилось название ''Лимонов'', потому что это мой старый приятель, который вдруг превратился в некое имя нарицательное, в некий жупел. В этом году по время раздачи литературных премий во Франции было несколько очень интересных писателей. Особенно роман ''Гастон и Гюстав'', который получил премию ''Декабрь''. Это совершенно замечательная вещь, и я надеюсь, что она будет переведена на русский. Книга в похвалу литературного труда. Главный герой – это статуя Флобера. Дело происходит в Руане, где родился Флобер, работал и жил. Эта статуя стоит у родильного отделения и как бы сторожит мир между миром уже живых и еще не родившихся, а иногда между миром живых и мертвых, потому что рождаются два близнеца недоношенных, один умирает, и его забирает эта огромная статуя Командора, вот этот Гюстав Флобер. Дмитрий Волчек: Кира Сапгир говорила о романе Оливье Фребура ''Гастон и Гюстав'', вышедшем в парижском издательстве ''Меркюр де Франс'' в сентябре 2011 года. Ну а в Москве взахлеб читают книгу, которая в Париже имела успех 5 лет назад. Наконец-то перевели роман Джонатана Литтелла ''Благоволительницы'', получивший Гонкуровскую премию в 2006 году. Герой, офицер СС вспоминает о своих злодеяниях. Я не принадлежу к числу поклонников этой книги, мне она показалась образчиком поп-литературы, сродни сочинениям Дэна Брауна, да еще с каким-то фадеевским привкусом. Но знаю, что я в меньшинстве: роман Литтелла нравится в Москве очень многим, – в частности, главному редактору журнала ''Иностранная литература'' Александру Ливерганту.
Александр Ливергант: Для меня – три события года. Первые два связаны с живописью и третье – с литературой. С литературой связан роман Литтелла ''Благоволительницы'', который, наконец, вышел на русском языке и который впервые во фрагментах появился у нас в журнале несколько лет назад. Это в высшей степени художественное произведение, но на очень прочной базе документального материала, связанного со Второй мировой войной и, прежде всего, с войной на Восточном фронте. Я очень рекомендую всем прочесть эту книгу. А что касается живописных впечатлений, то это, во-первых, в Пушкинском музее выставка ''Парижская школа'', а второе впечатление – это музей Магритта в Брюсселе, где картины Магритта соседствуют с его высказываниями об искусстве, о литературе, о культуре, которые вывешены между картинами, и это создает отличное сочетание.
Дмитрий Волчек: Серьезное впечатление роман Джонатана Литтелла ''Благоволительницы'' произвел и на переводчика и социолога Бориса Дубина.
Борис Дубин: Этот роман построен как документ, но документ от первого лица. Герой и рассказчик – не могу не вспомнить старой советской формулировки – ''нацистский изверг''. Его бы так назвали в 50-е годы в Советском Союзе. Это в некотором смысле вещь, которую мало с чем можно сравнить. Есть маленькая новелла Борхеса ''Deutsches Requiem'' – одна из первых попыток такого рода героя заставить говорить от первого лица. Но то – малая новелла, и все сколько-нибудь болезненные подробности Борхесом довольно тонко устранены. А здесь – нет. Наоборот, эта книга очень мучительная, но абсолютно, мне кажется, необходимая для чтения. И еще я бы назвал книгу Ирины Ясиной «История болезни» о том, как человек живет в болезни, борется с болезнью. Поразительно, что это не только история и не только конкретные болезни конкретного человека, но это гораздо в более широком смысле история. Опять-таки это из разряда книг, которые надо прочесть. Еще одно впечатление – это ''А(Поллония)'' Варликовского. Хотя я человек глубоко не понимающий в театре и, видимо, его внутренне не любящий, но для меня это было одно из самых сильных театральных впечатлений моей жизни. И из кино – ''Елена'' Звягинцева и ''Жила была одна баба'' Андрея Смирнова. Рад за Андрея Cмирнова, который вернулся в кино после нескольких десятков лет. И для него самого, и для нынешнего кино очень новые и важные интонации и повороты в обращении к истории ХХ века. И ''Елена'' – фильм по-своему обманчивый, его легко принять за поверхностное, реалистическое кино, но в нем есть несколько важных, глубоких мотивов, связанных даже с тем, о чем там почти не говорят. Как люди воспринимают различия, самые разные – по имуществу, по месту жительства, по возрасту, по биографии? Способны ли люди (там есть очень важный запрятанный мотив) воспроизводиться? Детей не будет у этого героя и у его дочери, которые очень любят друг друга, хотя на внешний вид это не назовешь любовью. Там есть очень важный мотив, что героиня, которая, в конце концов, становится убийцей, у нее-то как раз все в этом смысле хорошо – есть сын, есть внук, и так далее, но это семья абсолютно чудовищная. И другая семья, которая не воспроизведется. Вот эта проблема социологически меня очень интересует, это проблема невоспроизводимости семьи, человека какого-то социального и культурного порядка, она мне кажется очень важной. И не могу не упомянуть о двух музыкальных фестивалях, которые только что прошли в Москве. Это фестиваль Губайдулиной, связанный с ее юбилеем, совершенно потрясающий, и абсолютно уникальный фестиваль современной академической российско-итальянской музыки, который только что закончился. Бесподобно составленный, замечательно сыгранный, открывший просто несколько выдающихся имен в современной итальянской (молодой, в том числе) музыке. Это, конечно, потрясающая удача.