Борис Рыжий. Дивий Камень

Хочу подчеркнуть, что постскриптум «Неизбежное дополнение» написан и напечатан тогда же — как незапланированный финал статьи «Повседневность».

Вернувшись из Европ, я сидел на Чистопрудном бульваре. Был чистый понедельник, начало Великого поста. На пруду еще стоял серый потресканный лед, в ресторане «Белый лебедь» позвякивала посуда в унисон ползущему трамваю. Набормотались стихи.

Понедельник. Чистые пруды.
Надо бы заканчивать труды
из числа молитвенных. Не стоит
требовать питья, просить еды
у звезды — не кормит и не поит.

В трещинах небесный потолок.
Гаснет — дым пространство заволок —
голос твой, а фактор отголоска
неправдоподобен и далек,
как звонок из города Свердловска.

Воздух глух, на сердце много ран,
сердце — дар весны, его украли,
и кричит на пруд по вечерам
Белый лебедь — то ли ресторан,
то ли зона где-то на Урале.

Обзвонит трамвайное кольцо
спящих сов. На красное крыльцо
выйдет колокольная столица.
У неё землистое лицо.
Звон стоит, и спящему не спится.

Странничек с дремучей бородой
на скамейке дрыхнет день-деньской.
Он вчера вернулся из Парижей.
Спит, не дрогнув. Злой и молодой.
Это ты звонишь мне, Боря Рыжий?

…В 2002 году 29 ноября я записал в дневнике:

Кейс Верхейл, человек из Амстердама, — славист, романист, ему 62, ровесник Бродского, с которым подружился, когда в 67-м стажировался тут в МГУ в аспирантуре, писал диссертацию по Ахматовой, заезжал в Питер. На Рыжего его вывел Кирилл Кобрин. В 2000-м зачем-то, сам не знает зачем, отправился в Екатеринбург, где познакомился с Борисом, и тот произвел на него впечатление, равное впечатлению от Бродского. Разило поэтом. Потом у них завязалась переписка. Сейчас готовит его книгу там у себя. По-русски говорит хорошо, все понимает, внешне — достаточно стройный джентльмен, седенький, типичный профессор-европеец. У меня натоплено, он снял шарфик из-под рубашки, положил рядом с собой на тахте, раскраснелся, отвалился на подушку, которую принесла Наталья. Любит говорить сам, но и слушает охотно. Интересовался антибукеровским сюжетом и тем, как теперь воспринимает Москва Бориса. В Екатеринбурге хотят издать книгу, но вдова возражает: издатели — те люди, которые гнобили его при жизни. Отец смотрит по-другому. Именно отец занимается архивом, собрал все до строчки, систематизировал, подготовил книгу.