— Чаще всего вылетали спецрейсом в пятницу вечером, когда коллеги разъезжались по дачам, или в субботу утром, — вспоминает Мотовилов, — а возвращались в воскресенье вечером. С собой обычно приглашали минимум руководителей профильных министерств. Они, хотя и не устраивали «бунт на корабле», но большого энтузиазма от такого «отдыха» не проявляли. Как выдерживал Щербина эти запредельные нагрузки — ума не приложу. Я моложе его почти на двадцать лет и то, случалось, засыпал от усталости.
Как встретили в отраслях топливно-энергетического комплекса назначение нового шефа? Поначалу настороженно. У каждого своих проблем вагон и маленькая тележка, а Щербина предлагает посоветоваться с коллегами из других ведомств. Поначалу министрам казалось, что они теряют время, обсуждая чужие дела. Но постепенно приходило понимание общности задач — обеспечить Союз, страны СЭВ, другие государства топливом, сырьем, энергией.
Конечно, было заметно, что Щербина изрядно прикипел к Миннефтегазстрою, что его, как и прежде, интересовали дела родной отрасли. Случалось, до того как начать совещание по повестке дня, он поднимал товарищей из Миннефтегазстроя и с пристрастием допрашивал, почему, например, за истекшие сутки на той или иной стройке на таком-то технологическом потоке сварено, заизолировано и уложено на столько-то метров меньше запланированного или почему такой-то поток оказался в простое.
Другим министрам это не нравилось. Не должен, считали они, человек, призванный решать проблемы государственного масштаба, ежедневно интересоваться ходом дел крупных бригад, анализировать и обсуждать частные проблемы на глазах у всех со «своей» отраслью. Но, согласитесь, было бы противоестественно, если бы Борис Евдокимович, став зампредом Совмина, в мгновение ока забыл о деле, которому посвятил многие годы.
Виктор Степанович Черномырдин знал Щербину в разных должностях. И как секретаря обкома, министра, и, наконец, как шефа. По его мнению, Борис Евдокимович блестяще владел методами дружного и плодотворного взаимодействия, исключавшими амбициозную и ведомственную шелуху, при которых ура-патриоты отраслей в угоду ведомственным интересам тормозили, а подчас губили трудное и важное дело.
— Борис Евдокимович заменил в правительстве выдающегося организатора производства, легендарного строителя Вениамина Эммануиловича Дымшица, — вспоминает Ю. Н. Кор-сун. — И мы невольно сравнивали с ним Бориса Евдокимовича. Он стал и куратором Минэнерго. Уже шла полным ходом атомная энергетика — в частности, наше объединение вело строительство девяти атомных станций. Хотя Щербина до этого и не занимался вплотную энергетикой, он вникал во все проблемы и оперативно принимал решения. Словом, стал достойным преемником Дымшица.
Каждый месяц он проводил совещания, на которых присутствовали министр П. С. Непорожний, первый заместитель по строительству С. И. Садовский. Борис Евдокимович быстро входил в ситуацию. Вероятно, он проводил для себя специальные консультации. У него был довольно мощный аппарат в Бюро по ТЭКу. Щербина всегда был предельно компетентен.
Крепко стоять на ногах ему помогал и здоровый образ жизни. Борис Евдокимович всегда выглядел подтянутым, красивым. Светлая сорочка, непременно галстук, начищенные туфли… В еде не был привередлив. Любил хорошо прожаренное мясо, клюквенный сок, из деликатесов — сосьвинскую селедочку. Мог выпить две-три рюмки водки, но никогда не злоупотреблял алкоголем. Не любил охоту, рыбалку, бани, карты… Что, мол, попусту время тратить? До последних лет был крепок. В юности играл в футбол (болел за киевское «Динамо»), в зрелом возрасте любил кататься на велосипеде. В комнате отдыха министра и зампреда всегда были под рукой гантели… Очень гордился тем, что не сдает, несмотря на бремя лет. Утром делал гимнастику, по возможности бегал.
О главном — начистоту
Март 1984-го. Западная Сибирь проваливает план добычи нефти. Тогда В. М. Игольникову, начальнику Тюменского главного производственно-распорядительного управления Мин-нефтегазстроя, пришлось поездить с Борисом Евдокимовичем по области. Однажды вечером, разбирая итоги дня, Игольников прямо спросил его:
— Ну все же, Борис Евдокимович, почему произошел спад годовой добычи нефти? Ведь нефтяники и мы, строители, делали все, чтобы добыча росла или хотя бы была стабильной.
Борис Евдокимович и сам думал об этом. И сейчас старался поделиться тем, что, видимо, давно созрело в нем. Этот разговор длился почти два с половиной часа. Главное из сказанного им в тот вечер: