Не нужно искать каких-то особых объяснений этому. После 1988 года произошла подмена понятий. Вместо того чтобы устранять недостатки и упущения в экономике, в частности в нефтяной промышленности, занялись «революционной перестройкой» общества. Фактически это была борьба со здоровыми силами общества, направленная на замену общественного строя.
Нет, не зря в народе говорят, что нельзя быть врагом огня только за то, что он иногда жжется, нужно помнить, что он всегда греет. А об этом тогда забыли. Или не хотели помнить. Точнее у Ключевского, великого русского историка: «Чтобы согреть Россию, они готовы сжечь ее».
Армянское потрясение
Беда не приходит одна. Не успела страна оправиться от Чернобыля, как на нее обрушилось новое несчастье — страшное землетрясение в Армении, вошедшее в историю под именем спитакского. И произошло оно 7 декабря 1988 года в 11 часов 41 минуту 23 секунды. Точное время назвали сейсмологи, оно застыло и на мертвых электрических часах на площади разрушенного Ленинакана, ныне Помри.
В Армении перед этим обострились межнациональные отношения: началось с Карабаха, продолжилось притеснениями и даже убийствами азербайджанцев, живущих на территории Армении, такие же действия совершались по отношению к армянам, живущим на территории Азербайджана. В Закавказье в декабре 1988 года по решению Политбюро ЦК КПСС была направлена большая группа руководителей различных министерств и ведомств во главе с Б. Е. Щербиной. Их задача: рассмотреть ситуацию с массовым исходом беженцев из Азербайджана и Армении и подготовить предложения по устранению причин, приведших к этому позорному явлению.
Вновь обратимся к книге Н. И. Рыжкова «Десять лет великих потрясений»:
«В Армению в первых числах месяца по служебным делам улетел мой заместитель по Совмину Щербина, всегда незаменимый Борис Евдокимович, который, как и в Чернобыле, первым из высокого московского начальства встретил беду.
Немало людей, входящих в этот круг, повидал я на своем веку. Но только после того, как в течение какого-то времени сам был в нем, понял, что, оказывается, недостаточно называться “высоким начальством” — надо уметь не попадать каждый раз в самый центр очередного аврала, прорыва, ЧП, а, наоборот, ловко от них увертываться. Слава Богу, ни я, ни мои истинные соратники не умели чувствовать себя начальством в этом понимании. Мы лишь назывались им, судя хотя бы по тому, что всегда лезли первыми в самое пекло.
Когда около полудня мне сообщили о землетрясении в Армении и я немедленно, не прерывая даже заседания комиссии, связался с Ереваном, с их Совмином, спросил подробности, мне ничего толком не сказали. Твердили только: очень большое несчастье, Николай Иванович, ничего пока не известно, связи нет. В район бедствия улетели Арутюнян и Щербина — как прилетят, так сразу и свяжутся с вами.
Сурен Гургенович Арутюнян был тогда первым секретарем ЦК Компартии Армении. Знание ритуалов подсказывало, что несчастье и впрямь очень большое: на рядовое ЧП первое лицо республики, да еще с зампредом Совмина страны, не вылетает. Усадили к телефону дежурного — ждать связи с Арменией…
Что мне тогда подсказывало шестое, десятое, сто первое чувство? Если честно, ничего не подсказывало. Землетрясение — не взрыв реактора на АЭС. Землетрясения в нашей стране по нескольку раз в году случались — то посильнее, то послабее. И фраза про “очень большое несчастье” могла быть всего лишь фигурой речи. Так подсознательно и хотелось думать.
Но около 17 часов дежурный позвал к ВЧ-связи. Звонили Арутюнян и Щербина. Казалось, что они не просто устали от поездки в район беды — убиты, раздавлены. Говорил Борис Евдокимович:
— Там тысячи жертв, тысячи! — Голос срывался, как будто он держался на грани слез. — Спитак разрушен полностью. Ничего не осталось! Ленинакан тоже, почти весь, почти… А еще — Степанаван, Кировакан… Беда, Николай Иванович, такой беды и представить нельзя…
Щербина всегда был человеком спокойным, сдержанным, умел гасить эмоции. А тут…
Я сказал:
— Оставайся там, никуда не уезжай, ночью я прилечу.
И Щербина там был все время.
Я и вправду ничего не мог представить себе. Щербина с Арутюняном в тот день всего лишь облетели район бедствия на вертолете — и то были потрясены до глубины души. А я за всю свою жизнь не сталкивался вживую ни с каким землетрясением, лишь читал о них да фотографии видел.
Умозрительное представление о чем-то обычно не очень близко к реальности. Но даже такое представление после этого звонка заставило меня действовать быстро и радикально…