Снова и снова перелистываю выцветшую книжечку Ивана Дмитриевича Зиновьева «Бой в окружении». На второй странице обложки выходные данные: «Отпечатано в 1-й Государственной типолитографии, Иркутск, К. Маркса, 11». В печать книжка подписана 10 апреля 1942 года. Значит, когда дошла она до армии, до бойцов, Зиновьев снова вел бой в окружении. И может, вспоминал о том окружении на финском фронте, у селения Уомас:
«Положение наших частей, окруженных в этом квадрате, было очень тяжелым. Выйти из окружения и пробиться на соединение с нашими частями мы не могли по двум причинам. Во-первых, мы понимали свое значение как отряда, не только окруженного, но и действующего в тылу крупных белофинских частей. Во-вторых, на складе, который мы охраняли, было огромное количество боеприпасов, но не было ни одной бочки с горючим. Танковая рота не могла двинуться с места».
Часть, не только окруженная, но и действующая в тылу. Именно так и только так мог расценивать ситуацию Зиновьев и сейчас, несмотря на изменившиеся масштабы войны, на совсем другое соотношение сил.
Я не знаю, каким был последний бой комдива Зиновьева. Но я знаю: такие, как он, сражаются до последнего.
…На моем рабочем столе в Архиве Министерства обороны — канцелярская красная папка. Обычная папка, каких тысячи и тысячи. На обложке рукописная наклейка: «Боевые приказы 393-й стр. дивизии. Нач. 3.9.41. Оконч. 10.10.41. 15 листов». Рядом — еще одна наклейка, напечатанная на машинке где-то в Германии: «393-я стрелковая дивизия (ЮжноХарьковский участок)».
Боевые приказы и сообщения, приказ о повышении в чинах. Поименный список готовности на случай тревоги.
Содержание: в 1-й папке 14 нескрепленных листов.
После сорок пятого эти документы вернулись на Родину.
Жадно перебираю каждый листочек — что добавит он, о ком расскажет?
Наряд от 19 сентября 1941 года. 393-й дивизии отправляются покрышки и камеры. Боевой приказ на выход «в районы своих оборонительных участков» — октябрь сорок первого. Боевое донесение командира 967-го артполка капитана Лысенко, комиссара старшего политрука Мякотина и начальника штаба старшего лейтенанта Платонова о результатах марша. На листке плотной грубой бумаги пересказывается опубликованное в газетах постановление ГКО о преимуществах фронтовиков в присвоении очередных воинских званий. Что еще? Сентябрьский «план проведения занятий с группой командного состава» да «список боевого расчета по тревоге штаба и управления 393-й сд». Все.
В этой папке нет приказов о боях, политдонесений, списков личного состава… Все было сожжено, взорвано или закопано, но не досталось немцам.
…На публикации «Комсомольской правды» о неизвестных страницах войны откликнулся Василий Иванович Азаров. Он был среди тех, кто выходил из окружения под Харьковом. Вели колонну комдив 393-й Герой Советского Союза Иван Дмитриевич Зиновьев и комиссар Александр Леонтьевич Езовских.
«Не зашло еще солнце за горизонт, как из соседней балки послышалось русское “ура”, — пишет Азаров. — Комдив приказал выпустить все снаряды по Крутоярке, и мы двинулись вперед. Со мной в машине сидела военфельдшер Валя, раненная в грудь при взятии села Картомыш. У Крутоярки нас встретил сильный пулеметный и минометный огонь, но три наших танка и остатки присоединившейся к нам танковой бригады подавили эти огневые точки. Пройдя с боем Круто-ярку, мы двигались всю ночь по полю.
Из поселка у дороги Протопоповка — Балаклея били пулеметы. Полуразрушенный мост через Северский Донец охраняли немецкие автоматчики. Мы их сняли и перешли на ту сторону…»
Все дальше к югу катилась война. Фронт отступал. Но, подчеркивает в своих мемуарах Маршал Советского Союза К. С. Москаленко, «отходили не группы воинов, а батальоны, полки, дивизии, т. е. армия, управляемая командирами и штабами… Думы жгли душу. Но чувства бессилия или обреченности не было и в помине. Жила, как и прежде, твердая, непоколебимая вера в разгром врага, в нашу победу».
Из автобиографии Б. Е. Щербины:
«В июне 1942 г. был направлен Харьковским обкомом КП(б) Украины для работы в должности секретаря обкома комсомола по военной работе. После эвакуации из области работал в ЦК ВЛКСМ инструктором спецотдела до февраля 1943 г., когда вновь возвратился в Харьковский обком ЛКСМУ на прежнюю работу — секретарем по военной работе».