— Я и то, и другое.
Я лжец, потому что никогда не расставался с ней. Как я мог? Я потерял ее не так, как должно было быть. Это будущее было отнято у меня, вырвано из моих рук без всякого предупреждения.
Теперь я снова ощутил ее вкус и жажду большего.
Я ублюдок, потому что через полгода я все равно уйду, не выдержав напряжения.
Майло кивает, а затем покручивает жидкость в своем бокале.
— Я тебя не осуждаю, понимаешь? Я был не лучше, гоняясь за женщиной, которую не заслуживал.
— А сейчас?
Он смеется, поднимается на ноги и хлопает меня по спине.
— Ни в малейшей степени. Моя жена в миллион раз лучше меня. Я просто не настолько глуп, чтобы отпустить ее. Кстати, о ней, мне нужно вернуться в отель. Подумай над тем, что я сказал, и реши, будешь ли ты продолжать быть чертовым идиотом или наконец вытащишь голову из задницы.
Майло выходит из бара, оставляя меня наедине с недопитой бутылкой скотча. В моей голове полный бардак, и так было с тех пор, как она ушла от меня тем утром. Если бы он только знал правду о том, почему я отказался от нее все эти годы, он бы меня понял.
Единственное различие между тем временем и сейчас заключается в том, что больше нет большого секрета. Правда раскрыта, и я могу рассказать ее Сидни, и я бы рассказал, если бы думал, что это имеет значение.
Но потом я задумался, как я мог бы признаться в этом.
Меня все еще мучает чувство вины за все это. Если бы она знала, возможно, мы бы снова стали друзьями. Может, она бы поняла, что я уехал ради нее.
Почему я не мог сказать Сидни и позволить щепкам упасть?
Прежде чем зайти слишком далеко в этих размышлениях, я вспоминаю, почему я никогда не подниму щепки. Потому что дело не только во мне. Есть еще три человека, которые тоже хранят этот секрет. Если бы Сидни узнала, простила бы она меня? Примет ли она, что мы поступили так, как считали нужным?
Нет, она никогда не поймет, какой выбор я сделал. В ту ночь она осталась бы на обочине дороги, и последствия были бы ужасны. Она не стала бы бежать, скрывать правду, а потом оборвать все связи с теми, кто ей дорог.
Нет, это был я, и тот путь, который я выбрал восемь лет назад, ничего не изменил.
Я еду по шоссе № 80, проезжая небольшие городки Нью-Джерси по пути в Пенсильванию. Я уже ненавижу каждую чертову секунду. Я буду скучать по Нью-Йорку. Город впитался в меня. С каждым днем я становился все менее деревенским, и это дало мне истинное ощущение дома. Запахи кренделей и мусора, звуки гудков, крики людей и проезжающих мимо поездов — это нормальное явление, которое наполняло меня, когда я был пуст.
Теперь я покидаю его, и это кажется… странным.
Шесть месяцев — это все, что мне предстоит пережить, а потом я смогу вернуться туда, где буду чувствовать себя спокойно.
Звонит телефон, и я нажимаю на кнопку, чтобы ответить на звонок Коннора.
— Привет, придурок, — говорю я с ухмылкой.
— Отличное приветствие.
— Что я могу сказать? Я говорю так, как думаю.
Он фыркает.
— Во сколько ты приедешь? Твой… дом-трейлер уже готов.
Я жалею об этом предложении больше, чем могу сказать. Однако меньше всего мне хочется торчать в этом гребаном доме с братом и его семьей. Мне не нужно ежедневное напоминание о том, что я мог бы иметь. Мне достаточно ненависти к себе во сне. И все же теперь я в этом роскошном крошечном домике, который, как я знаю, через неделю захочется сжечь дотла.
— Ты заходил внутрь?
— Конечно, заходил. Теперь Хэдли хочет такой же, спасибо за это.
Я ухмыляюсь.
— Ты должен подарить девочке все, что она захочет.
— Правильно, потому что даже если я откажусь, ее дяди не будут действовать за моей спиной.
— Не благодари, нам всем нужно наверстать упущенное, и мы трое не торопимся заводить семью.
Коннор фыркнул.
— Да, тебе придется найти девушку, которая будет готова терпеть твое дерьмо… — затем он понизил голос почти до шепота. — Или простит тебя за то, что ты полный мудак.
— Что это было?
— Ничего, брат, просто не могу дождаться встречи с тобой.
— А я не могу дождаться, чтобы подорвать твой авторитет.
Его дочь принадлежит ему, и мне нравится, что мой брат нашел путь через свой ад, и хотя Джейкоб немного обижается на него, я не обижаюсь. Коннор боролся с тем, как сложилась наша жизнь, больше, чем кто-либо другой. У него было меньше всего времени с нашей матерью, и мне всегда хотелось, чтобы у него все было по-другому.