— Но они никогда не были кошмаром.
Коннор смотрит на меня с мягкой улыбкой.
— Нет, они — свет, который сияет, когда ты открываешь глаза и понимаешь, что ты больше не в этом аду.
— В первый раз, когда папа ударил меня, я пошел к Сид.
Она привела меня в свой дом, приложила к глазу лед и дала мне молоко с печеньем. Помню, я подумал: вот на какой девушке я хочу жениться.
— Я любил ее больше всего на свете и до сих пор считаю, что уйти от нее было правильным поступком.
— Но? — спрашивает Коннор.
— Но вернуться сюда, увидеть ее — это будет мучительно.
Коннор отставляет пиво и глубоко вздыхает.
— Ты упрямишься — вот что мучительно. Скажи ей правду, Дек. Пусть она узнает обо всех этих глупостях и обидах, через которые мы прошли. Не лги ей больше и перестань притворяться, что не любишь ее и не хочешь ее.
Хотеть ее и иметь ее — две совершенно разные вещи. Дело не только в обещании, которое мы дали, но и в понимании того, что такая жизнь нам не подходит. Ей нужен тот, кто не разрушен и готов отдать свое сердце без оговорок, и тот, кто останется. Этот человек — не я.
— Я никогда не полюблю никого настолько, чтобы захотеть жениться. У меня никогда не будет такой жизни, как у тебя, и в этом нет ничего такого, что бы меня печалило. Мне нравится быть одиноким. Мне нравится не беспокоиться ни о ком и ни о чем. Одна мысль о том, что я буду привязан к какому-то ребенку, заставляет меня броситься со скалы. Я никогда не стану отцом, и я чертовски уверен в этом, потому что это последнее, чего я хочу. Так что я счастлив, что это твоя мечта, брат, потому что это мой гребаный кошмар.
Я слышу вздох, а когда смотрю на дверь, Сидни уже стоит там, услышав каждое чертово слово из моей лжи.
Глава восьмая
Сидни
— Сид, подожди, — говорит Деклан, когда я пытаюсь пробраться к машине.
— Зачем?
Нет смысла. Он ясно дал понять, что жена и дети — это кошмар для него. Я не настолько глупа, чтобы не понять этого.
Одна мысль о том, чтобы быть привязанным к какому-то ребенку, вызывает у меня желание броситься со скалы.
Ну, обрыв прямо здесь, приятель, так что готовься прыгать.
— Потому что то, что я сказал, прозвучало неправильно.
Это останавливает меня. Я поворачиваюсь, а он замирает на месте с опаской в красивых зеленых глазах.
— Что именно?
— Все.
— Значит, ты хочешь полюбить кого-то настолько, чтобы жениться? Я имею в виду… очевидно, что ты не любил меня достаточно, и ты дал мне это понять, но я просто уточняю для будущих женщин, которых ты можешь встретить.
Деклан вздохнул.
— Я никогда не женюсь.
— Хорошо, — говорю я очень серьезно. — Я неправильно поняла насчет детей?
— Нет.
Одно единственное слово. Одно слово, настолько ясное и безошибочное, что оно потрясло меня до глубины души.
— Ни жены, ни детей, ни Шугарлоуф. Что именно я не понимаю?
Его рука обхватывает шею, и он начинает шагать.
— Дело не в словах или смысле, а в том, как это было сказано. Я знаю, ты не понимаешь, но то дерьмо, через которое я прошел…
— Ни в коем случае, — прервала я его. — Ты не собираешься использовать свое прошлое против меня. Я была там. Я наблюдала за тем, как все это происходило, так же уверенно, как и за тем, как ты уходил. Ты вернулся в мой дом два месяца назад и что? Не смог удержаться, чтобы не вернуться к женщине, которая отдавалась тебе миллион раз? Потому что это все, чем я являюсь, верно? Память об обиде и боли, которые ты пережил в этом городе?
— Ты никогда не была болью и обидой.
Я качаю головой с полуулыбкой.
— Нет, это было то, что я получила в качестве утешительного приза.
Его челюсть сжата, и я вижу, как он размышляет над всем этим. Я вечно читаю ему нотации, но этому должен быть положен конец. Он никогда не изменится, а я всегда буду хотеть большего. Как мы можем быть вежливыми? Как нам найти золотую середину, когда мы находимся на противоположных концах земного шара? Это только навредит нам обоим и ребенку, который появится в этом мире.
Боже, ребенок.
Мое сердце болит, и мне хочется плакать.
Когда он перестал быть добрым, милым парнем, который говорил о жизни, которая у нас будет, включая детей, и превратился в этого циничного ублюдка?
— Сделать тебе больно тогда и сейчас — это последнее, чего я хочу.
— Тогда, может быть, тебе стоит держать язык за зубами, когда я рядом, или, что еще лучше, держаться от меня подальше, Деклан. Я не вынесу еще одной душевной боли.
С этими словами я сажусь в машину, оставляя его позади, и всю дорогу домой борюсь со слезами.