— Мне очень жаль.
Бейсбол — это жизнь Шона. Это то, что не дает ему сойти с ума. Он живет днями игр, и я знаю, что это убьет его, если ему придется сидеть без дела.
— Неважно. Если мне придется делать операцию или что-то еще, по крайней мере, я смогу вернуться… туда.
Он уже договорился о том, чтобы быть здесь в межсезонье, так что, думаю, все получилось как нельзя лучше.
— Все не так плохо, как я думал, — признаю я.
— Ну, Сид там.
— Да, но не поэтому.
Шон смеется.
— Я люблю тебя, Дек, но ты чертов идиот. Я бы все отдал за такую женщину, как она.
У него может быть такая женщина, как она. Девни была его лучшим другом с тех пор, как какой-то придурок толкнул его, а она ударила парня. Они учились во втором классе. Это было все, что ему понадобилось, чтобы влюбиться в нее, но у него никогда не хватало смелости сказать ей об этом. Вместо этого они притворяются, будто между ними ничего нет, и это чертовски безумно.
— Конечно, ты бы так не сделал.
— Не начинай снова нести эту чушь про Девни. Мы с ней не больше, чем друзья. Если бы она была мне небезразлична, я бы не стал давать ей советы о любви и прочем дерьме.
Он так заблуждается. Ни у одного из них никогда не было ничего настолько серьезного, чтобы отпугнуть другого. Они встречаются, иногда даже дольше, чем я мог бы выдержать, но в итоге с другим человеком всегда что-то не так.
Это позволяет им продолжать нести чушь и оставаться непривязанными на случай, если другой найдет в себе смелость.
— Я мог бы давать Сид советы по поводу любви, если бы знал, что это никогда не будет иметь значения.
— Ладно, придурок, сделай это для меня… — голос Шона жесткий, и я знаю, что злю его. — Подумай о Сидни с парнем — любым парнем, и скажи мне, что ты мог бы дать ей совет, как сделать его счастливым.
Гнев на несуществующего мужчину сжимает меня в когтях. Мои руки начинают потеть, а в горле поднимается желчь. Именно поэтому я никогда не думаю об этом дерьме. Она моя, и я готов ради нее на все, в том числе потратить миллионы, чтобы купить ее ферму без ее ведома. Из-за сдавленности в горле мне трудно дышать, и я ненавижу своего брата за то, что он заставил меня даже думать об этом.
— Справедливо.
— Я так и думал, — он смеется. — Представь, что ты любишь ее так, как любишь, и пытаешься помочь ей разобраться в дерьме с каким-то идиотом. Этого не случится. Как бы ты ни пытался убедить себя, что ты сильный.
— Я также никогда не отрицал, что люблю ее. Я знаю, каково это — иметь ее, видеть ее глаза и знать, что она любит меня. Это разные вещи, Шон. Я не говорю, что ты не можешь отбросить свои чувства. Мы все знаем, что ты мастер в этом.
— Я не мастер в этом. Я просто не хочу постоянно ссориться. У нас было достаточно этого в детстве, и я хочу, черт возьми, немного покоя.
— Здесь нет покоя, — говорю я и сжимаю переносицу.
Шон на секунду замолкает.
— Ты можешь обрести покой, Дек. Война внутри тебя не имеет ничего общего с Шугарлоуф. Это связано с сожалением. Мы все думали, что будем похожи на отца, и специально делали все наоборот. Мы не женились, не заводили детей, не позволяли себе пустить корни или создать семью. И в итоге, насколько мы знаем, он умер счастливым. И посмотри на нас.
Да, посмотрите на нас. Я испытываю чертову агонию каждый раз, когда вижу Сидни.
— Ты несчастен? — спрашиваю я.
— Не знаю. Я люблю бейсбол, и у меня прекрасная жизнь, но… конечно, есть место для большего.
Мы уходим от этой темы. Шон не оставляет места для споров.
— На следующей неделе я вернусь на свадьбу и, надеюсь, получу ответы на вопросы о своем колене. Но пока, похоже, ничего страшного, и я вернусь к следующей игре.
— Хорошо, думаю, все выглядело хуже, чем было на самом деле.
— Да, слава Богу.
У меня в голове полный бардак, но меньше всего я хочу, чтобы мой брат был несчастен.
— Слушай, я хочу сказать еще одну вещь. Может, для меня уже слишком поздно, но не для тебя, искать кого-то. Ты хороший парень, и я знаю, что дети и жена — это то, чего ты всегда хотел.
Шон на минуту замолчал.
— И почему для тебя уже слишком поздно?
Я смотрю в сторону поля, которое отделяет меня от того, чего я больше всего хочу в этом мире, и хватаюсь за подоконник.
— Потому что я потерял единственного человека, который мог бы этого стоить, но я недостаточно хорош для нее. Она уезжает, и я должен ее отпустить.
— И вот тут-то ты и оказываешься дураком. Эта женщина считает, что тебя более чем достаточно. Может, тебе пора самому начать в это верить?