Я хочу возразить, но других вариантов нет. Никто, кроме Сьерры и Деклана, не знает. Я не могу сказать Элли, ведь она тоже беременна. Я могла бы позвонить Девни, но я не могу даже думать нормально.
— Я позвоню сестре и попрошу ее встретить меня там, чтобы она могла отвезти меня обратно, — говорю я Наташе, которая кивает.
— Я отправлюсь туда примерно через час.
Час ожидания, размышлений и поисков в интернете, чтобы узнать, какие есть варианты и насколько это может быть серьезно. Я не могу потерять этого ребенка.
Не тогда, когда это может быть единственное, что у меня есть от него, и что не покинет меня.
Тест сделан. С тех пор как меня привезли сюда, меня вырвало всего один раз, и сейчас я отдыхаю в палате. Единственное, что меня утешает — это то, что Сьерра уже в пути, а сердцебиение ребенка отдается эхом в комнате.
По крайней мере, я знаю, что он или она там. Жив. Сердце бьется. Я все еще не знаю, что они ищут, но оба рентгенолога были уверены, что нашли то, что насторожило моего врача.
В дверь тихонько стучат, и в комнату заглядывает Наташа.
— Привет.
— Пожалуйста, не скрывай ничего от меня. Что бы это ни было, я должна знать. Я с ума схожу.
Она садится на край кровати и берет меня за руку.
— Я не хочу, чтобы ты испугалась. Во время первого УЗИ мы обнаружили, что ребенок немного меньше, чем нам хотелось бы, учитывая, на каком сроке ты находишься. В этом нет ничего страшного, учитывая, что все дети растут и развиваются с разной скоростью, но, когда мы не видим должного роста между УЗИ, мы проверяем другие возможные признаки того, почему это происходит.
Я киваю, сдерживая тошноту. Дрожь сотрясает мое тело, когда я приближаюсь к пределу контроля.
— Просто скажи это.
— Это называется хориоангиома, то есть опухоль на плаценте. Иногда такое случается, они маленькие и не представляют проблемы, но твоя очень большая, и… Я обеспокоена. Учитывая маленький размер ребенка и то, как опухоль расположена близко к пуповине, нам нужно обсудить варианты.
Пол подо мной проваливается, и я могу потерять сознание. У меня опухоль, и она может навредить ребенку?
— А как же ребенок? — судорожно спрашиваю я.
Этот ребенок, которого я не планировала — единственное, что имеет значение. Они должны помочь ему. Мы должны сделать все возможное, чтобы он или она могли расти. Все идет не так, и я должна это остановить.
— Расслабься, Сидни, — пытается успокоить она меня. — Я знаю, что это очень много для восприятия, и у меня есть несколько коллег, которые совещаются по этому поводу, один из них работает в детской больнице в Филадельфии. Есть варианты, и как только он сможет оценить твое состояние, он окажет необходимую помощь. Однако я хочу, чтобы ты отправилась немедленно. Тебе нужно кому-нибудь позвонить?
— Нет, Сьерра скоро будет здесь.
Я сразу же позвонила ей, срываясь на крик и рыдания, и она сказала, что уже едет. Это займет около трех часов, но я здесь уже почти два. Я молюсь, чтобы она приехала поскорее. Мне нужно, чтобы кто-то держал меня за руку и говорил, что все будет хорошо.
— Хорошо, тебе нужно позвонить Деклану? Полагаю, он…
Я качаю головой.
— Да, но Деклан не появлялся и не звонил, так что я не хочу звонить ему, пока не получу больше информации.
Моя рука опускается к животу, где находится ребенок.
— Хорошо. У тебя есть еще вопросы?
Только один.
— Это девочка или мальчик?
Глаза Наташи становятся мягкими, и она улыбается.
— Это мальчик.
Я держу себя в руках, пока она не выходит из комнаты, но как только дверь закрывается, я распадаюсь на части, и слезы текут по моему лицу, пока я не засыпаю.
Глава двадцать седьмая
Сидни
— Сегодня? Вы хотите оперировать сегодня? — спрашиваю я доктора, с которым познакомилась всего несколько часов назад.
— Сейчас, когда все находится в таком состоянии, крайне важно, чтобы мы не ждали. Я беспокоюсь о кровоснабжении ребенка, что может привести к другим осложнениям. Это очень редкое заболевание, мисс Гастингс. Меня беспокоит размер вашей опухоли. Последнее, чего мы хотим, чтобы она стала больше. Я знаю, что это страшно, но я бы не торопился с этим, если бы думал, что есть другой выход.
— Верно. Нет. Я… я понимаю.
— Сид, — голос Сьерры звучит придушенно, когда она сжимает мою руку. — Если они думают…
Я знаю о чем она говорит, и она права. Если бы они не были обеспокоены, меня бы не перевезли сразу в Филадельфию.
Я не помню, чтобы я когда-либо так много плакала. В больнице, в машине скорой помощи, теперь здесь — это просто постоянные слезы. Я плакала из-за ребенка, из-за себя, из-за того, что Деклана нет рядом со мной. Он нужен мне здесь. Это и его ребенок, а он в Нью-Йорке.