Речь зашла о молодом брюсовском детище — журнале «Весы», сразу ставшем ведущим печатным органом разных исповедующих «новое искусство» художественных и литературных кругов. Позднее историки почти отождествят историю «Весов» с историей русского символизма, скажут о «западнической» ориентации журнала, о проповеди на его страницах стиля модерн… Новый журнал понравился Мусатову. Год назад он читал еще в его проспекте такие заманчивые вещи: «„Весы“ дают критические отзывы о всех выдающихся книгах, появившихся на русском и на всех европейских языках. „Весы“ имеют своих корреспондентов во всех главных городах Европы… „Весы“ сообщают о всем новом в театральном, музыкальном и художественном мире… „Весы“ стремятся к полному беспристрастию, не понимая под этим беспринципность…» Журнал назвали «Весами», потому что создан он был при издательстве «Скорпион», которое носило название соседнего знака Зодиака. Во главе издательства, а теперь и журнала стоял С. А. Поляков, но «душу живу» вдохнул в него именно инициатор издания — Брюсов. Он собрал блистательный круг членов редколлегии, авторов, зарубежных корреспондентов, таких как посылавший свои «Письма из Парижа» М. Волошин. Брюсов методично превращал символизм «в единое литературно-художественное движение». Исследователи правы, говоря, что в брюсовском западничестве «было немало позы. В сущности, он хотел для „Весов“ того же обмена идеями „на равных“ с западной литературой, какого добивался Дягилев в области изобразительных искусств» (А. Пайман). Через годы в приветственном письме Полякову Андрей Белый оценил деятельность «Весов-Скорпиона» как «„сворот“ вкусов от декаданса к ренессансу, от статики к динамике…». По словам Белого, журнал был в известном смысле не только органом русской литературы, «но органом передовой фаланги культурных работников всех стран». Его долго потом помнили в Бельгии, Германии, Австрии, Италии…
Так, уже вскоре после того как журнал появился, его высоко оценил итальянский собрат «Леонардо»: «Весы» — это «орган самой непримиримой и самой значительной группы русской литературной молодежи», созданный в тот кризисный момент, когда в России «великий духовный цикл, начатый Пушкиным, после гигантской работы Достоевского и Толстого, завершился Антоном Чеховым…». Все то, что потом просто обзовут «эстетством», приправленным идеалистической мистикой, итальянский журнал рассматривал как попытку подготовки нового цикла в духовном развитии. Деятельность редколлегии «Весов» «возникла как необходимая, при данных условиях, реакция против той интеллектуальной среды, в которой живет русское общество с конца XIX века». Ведь «постоянное противоречие между русской мыслью и формами правления, становящееся все более мучительным и трагическим, отразилось и на судьбах искусства». С одной стороны — гнет официальной казенщины, с другой — расхожее требование любой, хоть самой мелкой и бездарной, дани «злобе дня»! Мусатов мог бы вполне принять эту зарубежную оценку: «Журнал представляет собой… реакцию против самовластия науки, логики, рационализма, всего враждебного поэзии и мифу…»
Уже во втором номере «Весов» промелькнула его фамилия: в разделе «Хроника» после подробного сообщения о вечере «нового искусства» в Саратове (более тысячи собравшихся мусатовских земляков были в восторге от прочитанных Бальмонтом «Завета бытия» и перевода «Колоколов» Эдгара По) — сообщалось о выходе альманаха «Северные цветы» с обложкой В. Борисова-Мусатова. Брюсов и его молодой сотрудник Андрей Белый благоволили к нему явно! В следующем, третьем номере после заметки Александра Блока о выставке нового общества художников в Петербурге — шла статья за подписью «А-ский» о выставке МТХ в Москве. Перо критика ткнуло в давно уже наболевшее в Мусатове: «Московскому Товариществу художников трудно не сочувствовать. Люди хотят идти вперед, говорить новые слова. Чего им недостает — это сознательного отношения к миру, широкого духовного кругозора… Едва ли это не причина, что многие из „товарищей“ замкнулись в узкотехнические задачи, а другие довольствуются переводом мюнхенских и иных импрессионистов на русский язык… Лишь немногие самоцветны и самоценны… К таким принадлежит Борисов-Мусатов. Своеобразный мягкий колорит… В Петербурге он был еще представлен едва ли не своей лучшей вещью — „Водоемом“ (в Москве она была выставлена в прошлом году). Художник выходит на путь заслуженной известности».