Когда я сообразила, что тут не только старые фотографии и еще более старинные данные, до меня дошла необходимость хранения всего этого в тайне. На некоторых чешуйках помещались чудовищные изображения проектов, так никогда и не завершенных, они донельзя пугали меня, по сравнению с ними Морд выглядел весьма прозаически. Но самое главное, что на некоторых чешуйках содержались технические характеристики биотехов, созданных, насколько мне известно, самим Виком. Нельзя, чтобы эта информация попала к нашим врагам.
Иногда я задавалась вопросом, сохранится ли очарование Вика, если я раскрою все его секреты и пойму, кто он без них.
Вернувшись к себе, я бросила украденного наутилуса в стакан с водой и стала наблюдать, как он оживает. Сверкнув багрянцем, раковина начала раскручиваться, моллюск уставился на меня почти вызывающе, а потом распался без остатка, будто его никогда и не было. Фокус с исчезновением. Иллюзия.
Выпить сей эликсир, настоянный на тайнах Вика, я не решилась. Выплеснув воду, вымыла стакан и бросила его на кучу грязной старой одежды, валявшейся в коридоре.
Второе мое предательство Вика было совсем простым: мне очень нравился Борн. Нутром чуяла, что от него надо избавляться, одновременно понимая, что это выше моих сил. Чем больше интеллекта проявлял Борн, тем прочнее я к нему привязывалась.
Кроме того, содержать его оказалось проще простого. Ел он что угодно, подбирая любую мелочь, крупинку или щепку, а все до единого червяки, попадавшие в зону его досягаемости, исчезали, что называется, без вести. Борн подъедал даже то, что я спокойно выбросила бы вон. Благодаря ему компостная яма практически опустела. Думаю, проголодайся он как следует, слопал бы и само мусорное ведро.
Несмотря на простоту содержания, Борн продолжал ставить меня в тупик. Знаете, что было самым загадочным? В него помещалась целая прорва, а вот наружу не выходило ничего. Абсурд, если не пугающий комизм. Я не могла удержаться от смеха. Ни тебе катышков. Ни кучек. Ни лужиц. Ни-че-го.
Наконец Борн увеличивался в размерах. Да, он рос! На первых порах мне не хотелось этого признавать, поскольку концепция роста тянула за собой вывод о возможности и более радикальных изменений: в голову закрадывались мысли о ребенке, становящемся взрослым. Ведь для многих животных взросление сопряжено с такими серьезными изменениями, что родители весьма сильно отличаются от потомства. Итак, к концу третьего месяца я вынуждена была признать, что Борн мало-помалу увеличился в три раза.
Не могла я отрицать и того, что всячески его скрывала. Не звала Вика к себе, а если звала, то предварительно относила Борна в другую комнату, с глаз долой. Все попытки Вика убедить меня рассматривать Борна как угрозу или хотя бы как существо, требующее осторожности, я игнорировала.
Борн отличался вполне мирным нравом, и я никогда не думала о нем как о чем-то опасном. В принципе было смешно даже использовать местоимение «он», поскольку в поведении Борна не было агрессивности или эгоцентричности, присущих самцам. Напротив, в те первые дни Борн казался мне своего рода чистым листом, на котором я вознамерилась написать только правильные слова.
Что Вик рассказал мне о «рыбьем проекте» и о Компании
Большую часть того, что мне стало известно о «рыбьем проекте» и о Компании, я получила от Вика в виде обрывков некой мрачной истории, которые впоследствии сама соединила в единое целое. Я не понимала, цеплялся ли он за эти воспоминания, чтобы увернуться от мира, или, наоборот, чтобы вернуться в него. Компания заявилась в город незваной, когда тот уже почти разорился и был не в состоянии защититься от вторжения. Во время оно Компания казалась горожанам спасением. Им достаточно было одной перспективы получения работы. Я попыталась представить молодого Вика, затянутого Компанией и прошедшего путь от ученика до создателя. Однако образ, как всегда, расплывался и ускользал. Я могла вообразить Вика только окончательно сформировавшимся, таким, каким его узнала.