Вот так и жил Сергей Давыдович со своей бородой в мире и согласии ни много – ни мало долгих 45 лет. Был он мужик бойкий, веселый и энергичный. Ни один праздник деревенский без него не проходил. Свадьбы, крестины, праздники урожая, а уж тем более масленица с ее широкими гуляньями и веселыми глупостями да кулачными боями. Бились стенка на стенку по возрастам: сначала дрались мальцы лет 10-14, после них – неженатые юноши, потом стенку ставили взрослые, а уж под конец – деды внукастые (те. внуков имеющие), которым уже за 50. Сергей Давыдович всегда, во все возрасты ходил на бои, бился на кулаках, честь деревни защищал – как без этого!
В тот год было Сергею Давыдовичу уже за 70. Говорила Февронья:
– Дед, угомонись уже, не позорь седины, какие тебе бои?
– Ладно, – отвечал ей дед, – посмотрим, кого там Прилепы от своих выставят!
Бои с жителями соседнего села Прилепы были всегда очень принципиальными, испокон веков Черновцы доказывали соседям превосходство кулака и духа.
На масленичные гулянья шли всей семьей с детьми и внуками, веселье всегда устраивали на славу. Любил Сергей Давыдович со своей Февроньюшкой пройтись по торговым рядам, разносолами уставленными, над скоморохами посмеяться, водочки выпить, поплясать в веселой толпе. Все красивые, бабы нарядные, весело!
Кулачные бои – всегда к вечеру, под конец праздника. А уж потом прощения за все просить.
В кулачных боях обязательные правила есть, придерживаться их – незыблемый закон и дело чести, несоблюдение правил жестоко наказывалось. Задача каждой стороны состояла в том, чтобы обратить сторону противника в бегство или хотя бы заставить отступать. Правила были простые и, можно сказать, «человечные»:
– Нельзя было бить в висок (за это был казнен купец Калашников, который так убил опричника Кирибеевича);
– "Дерись-дерись, а за тычком не гонись". Драться тычком (короткий прямой удар) считалось зазорным. Удары наносились круговые – руками (кулаками и локтями), тазом и корпусом. Головой не били;
– Не разрешалось бить лежачего или присевшего;
– Разрешены удары только в корпус. Старались попадать в солнечное сплетение («в душу»), и под рёбра («под микитки»).
– Биться только лицом к лицу, атака сзади запрещалась. Если сквозь стену противника пробился в тыл, то должен оббежать все стену и снова вступить в бой со своей стороны.
– Бить можно только голыми руками, без оружия. Ни ногами, ни головой – нельзя, на то они и кулачные бои.
Издавна на Руси такими боями воинов воспитывали. Сначала мальцы бьются. Это для всех забава, даже для мамаш: знают они, что в таких боях сильно не покалечат, а только жизни научат. Потом уже настоящие бои начинаются, тут уже бабы стараются вместе с детворой по домам разойтись – зрелище не для слабонервных.
Когда очередь до дедов дошла, не выдержал Сергей Давыдович. Эх, была ни была – тоже в стенку встал. Как тут удержишь пыл бойцовский, на такие бои глядючи! Мужики вокруг криком кричат – поддерживают. Да только когда в стенке стоишь, не слышишь и не видишь никого, кроме противника!
Бился Сергей Давыдович как в последний раз, пока сил ни у кого не осталось. Так и не понял никто, кто же победителем оказался – такая усталость навалилась после боя и на Черновских и на Прилепских, что не стал никто делиться на победителей и побежденных. Прощения просили и обнимались на поле боя уже со всеми – и с теми, кто на твоей стороне стенки был, и с теми, кто только что по ту сторону стенки стоял и морду твою не щадил кулаками. И все хмельные – и от самогона выпитого, и от счастья всепрощения, и от телесной усталости, и от силы душевной! Казалось, всю злость дурную из души выкинул, вырвал ее зубами, выбил кулаками и кровью, а теперь вместо нее пришли на душу мир и покой. Вместе с усталостью физической благодать спустилась – чистая, ясная, со слезами и вселенской любовью.
С таким восторженным духом и побитым телом, впрочем, совершенно не замечая ссадин и синяков, пришел Сергей Давыдович домой. Как увидела его Февронья, только руками всплеснула: юбка от тулупа оторвана и на одной пуговице держится; рукав правый совсем оторван, но кто-то заботливо засунул его за шиворот, чтобы не потерялся; воротник надорван – вид жалкий. Но тулуп-то починить – дело нехитрое, сама Февронья его шила, сама и в порядок привести сможет. А вот борода-то в клочья изодрана и похожа стала на болото с островками мха да проплешинами. Эхххх, уложила Февроня вояку спать – утро вечера мудренее.
А на утро сбрил Сергей Давыдович бороду свою, то есть то, что от нее осталось. Прощения попросил у нее как накануне у всего честного люда, и попрощался с бородой.