Похоже, перевода вопросов не требовалось. Макс все понял, но ответа у него не было. Он развел руками и печально улыбнулся.
-I beg you, Galina, already 2 pm, she can come. I'll wait for you at the stables.
Это переводилось как: «Прошу вас, Галина, уже 2 часа дня, она может приехать. Я буду ждать вас у конюшни». Он вышел, а Алька стала переодеваться. Ей очень шел белый цвет.
-Ну, что, пани спортсменка, выручай своего хмыря. Только будь осторожной.
Следующие 2 часа Алька усердно ездила на Стрибро, пока не появилась Эрика с бутылкой минералки.
-Может, хватит? На, попей минералку и пойдем собираться. Йозефа арестовали. У него в номере нашли часы Алексея и его сотовый. Какой гад! Нужно бежать отсюда, пока мы целы! Автобус уже стоит. Нас ждут Карловы Вары.
Они быстро сложили вещи. Присели на дорожку. И тут Алька решила остаться.
-Я не могу уехать, не попрощавшись.
-Можешь.
-Ну, он меня потом довезет.
-Нет, ты положительно влюбилась. Вот они чары Синей Бороды. Никто не может устоять. Сходи, попрощайся и поедем.
-Нет, ты меня не жди. Скажи этой Свете, что меня привезут позже.
-Что-то боюсь я за тебя, Алька!
-Слушай, тут полно полиции. Что со мною будет? Хочется узнать подробности... Сошла я за Амалию или нет?
Они чмокнулись щечками, и Эрика пошла в автобус, а Алька - в левое крыло замка.
Вначале Аля решила заглянуть на кухню. Она вошла в нее. Что-то пронеслось сзади со свистом, и наступила полная темнота. Она очнулась от ужасного холода. Алька лежала на снегу. Руки и ноги ее были связаны. Голова болела. На стене горел красный кружок, словом, сон был из разряда кошмаров. Она пошевелилась и поняла, что это не сон. Руки и ноги были ледяными и плохо шевелились. Щека примерзла к полу. «Где я? На Северном полюсе? В холодильнике?», - проносились медленные мысли. Алька с большим трудом освободила руки, а потом и ноги. Она дрожала всем телом. Глаза привыкли к темноте. В углу висела фуфайка. Она быстро одела ее. Ноги ее были в кроссовках, но это помогало мало. Алька сделала небольшую зарядку и стала обследовать помещение. Это было похоже на морозильную камеру. Посередине на больших крюках висели туши животных. Алька стала кричать, а потом колотить в дверь ногами. Ответом было молчание.
Глаза привыкли к темноте, и она решила обследовать помещение по периметру. Она пошла от дверей к красной кнопке, затем к горе корзин, обошла их и опять вернулась к двери. Дверь была обита чем-то, что поглощало звуки и не выпускало холод. «Еще часа два и от меня останется труп», - подумала она и решила соорудить себе кресло из корзин. Когда она подняла последнюю корзину, то увидела себя, лежащую на полу в таком же белом костюме и белых кроссовках. Она заорала, как будто увидела не одну мышь, а целый мышиный отряд. Но это не помогло.
-Я сошла с ума. Стоп. Это же Амалия. Мертвая.
Тут Альку начало рвать. Она на дух не переносила мертвецов. Какая подлость, оставить человека в морозильной камере вместе с трупом! Алька закидала труп корзинами, но лучше от этого не стало. Она опять молотила двери ногами, руками и даже куском мяса, кричала до хрипоты, но все было тщетно. И тут она поняла, что это конец.
О, как был прав Марек! Это ее хотели подстрелить тогда. И ждали в подъезде. Но зачем этим чехам убивать ее? Какое вообще им дело до нее? И почему она не послушала совета Эрики? Ехала бы сейчас спокойно в автобусе в Карловы Вары. В теплом автобусе. Болтала бы с Эрикой. Так нет. Романтики захотелось. Попрощаться с графом, с этим маньяком, убивающим своих жен. Только вот она еще не жена, а уже почти труп. Какая-то несостыковка. Но теперь уже не выяснить. Алька заплакала. Слезы катились и превращались в сосульки. Руки и ноги покалывали и начинали неметь. Она опять сделала зарядку, но это не помогало. Ее начинало клонить в сон.
Спать нельзя. Замерзающие умирают во сне. Алька попробовала петь, но не смогла. Что-то настроение было не то, и голос осип. Тогда она стала прощаться со всеми и у всех просить прощения. Прежде всего у мамы, за то, что не всегда была с ней внимательна, вынуждала ее нервничать и переживать, не возила ее на острова и в Париж, а могла бы, мама ведь намекала... И вот, теперь - уехала и не звонит. А тут еще и помирать решила. О, как расстроится мама! Сами по себе в ее голове возникли слова молитвы. Но она просила не о себе, а о матери, чтобы ей не переносить такого горя. Ведь никому не пожелаешь пережить своего ребенка. Да и Алькина смерть ни для кого не станет таким уж большим горем, как для мамы. Она так горячо молилась, что почувствовала, что стало теплее.
Потом она стала просить прощение у Марека. За то, что никогда не видела в нем мужчину. А ведь он мог стать для нее идеальным мужем. И не было бы таких проблем. Хотя кто знает? Но то, что и его, и ее жизнь пострадали - это факт.