Нервы ее были напряжены до предела, но она еще старалась кокетничать со мной:
— Откуда вы знаете?
— Ваша манера держаться. Она напомнила мне позу женщины на картине.
— Вы меня осуждаете?
— Послушайте, миссис Тернер, вы, видимо, не понимаете, что этот эскиз — вещественное доказательство. Уничтожение вещественного доказательства — преступление.
— А я его не уничтожала.
— Так куда же вы его дели?
— А разве я сказала, что взяла его?
— Но вы его взяли.
— Да, взяла, — согласилась она наконец. — Но это не является вещественным доказательством. Я позировала ему шесть месяцев назад. Эскиз был в студии. Когда я услышала, что Хью убили, то пошла туда и взяла рисунок, чтобы быть уверенной, что его не опубликуют в газетах. Почему-то он оказался на мольберте и был изуродован. Были подрисованы борода и усы.
— Бороду можно было бы объяснить, если бы вы несколько изменили свой рассказ. Предположим, вы поругались с Хью, когда он рисовал вас прошлой ночью, и стукнули его по голове металлическим кулаком. Вы же могли подрисовать эту бороду, чтобы вас нельзя было узнать и тем самым скрыть ваше преступление.
— Не говорите глупости. Если бы я хотела что-то скрыть, то уничтожила бы этот эскиз, и все. И потом: я не умею рисовать.
— Хилари умеет.
— Подите вы к черту, — прошипела она сквозь зубы. — Вы такой же подонок, как все остальные. — Она возмущенно зашагала к дому.
Я пошел за ней. Мы вошли в просторный темный вестибюль. Поднимаясь по лестнице на второй этаж, она повернулась и сказала:
— Я не уничтожила этот рисунок, а теперь уничтожу.
Я ничего не мог сделать, поэтому решил уйти. Когда я проходил мимо двери гостиной, адмирал окликнул меня:
— Это вы, Арчер? Зайдите на минутку.
Адмирал и Элис сидели на полукруглом кожаном диване возле огромного камина. Он встал и задумчиво направился ко мне, опустив голову. Сквозь загар на лице проступила мертвенная бледность.
— Ваши предположения о Шардене ошибочны. Хилари Тодд не имеет никакого отношения к краже. Дело в том, что картина не украдена. Это я унес ее из галереи.
— Утром вы же отрицали это!
— Картина моя, и я могу с ней делать все, что мне угодно, не отчитываясь ни перед кем. Особенно перед вами.
— Хорошо было бы, если бы вы сообщили об этом доктору Силлимену, — заметил я с ноткой иронии в голосе.
— Я скажу ему об этом, когда сочту нужным.
— Вы объясните ему, зачем взяли картину?
— Конечно. А теперь, если вы считаете, что доставили нам достаточно неприятностей, попрошу вас покинуть мой дом.
— Папа, — Элис подошла к нему и положила руку ему на плечо, — мистер Арчер только хотел нам помочь.
— И ничего не сделал для этого, — сказал я. — Дело в том, что я ошибался, считая, что некоторые друзья Хью Вестерна — честные люди.
— Прекратите! — заорал вдруг адмирал. — Убирайтесь отсюда!
Элис догнала меня на веранде.
— Не сердитесь на моего отца. Он бывает невыносим, но он хороший человек.
— Не понимаю вас. Или он солгал сегодня утром, или лжет сейчас.
— Он не лжет, — сказала она серьезно. — Он просто хотел подшутить над Силлименом и попечителями. Все это приобрело такое важное значение только после того, как убили Хью.
— А вы знали, что картину взял ваш отец?
— Нет. Он только что сообщил мне. И я заставила его сообщить это вам.
— Хорошо, если бы Силлимен тоже узнал об этой шутке, — сказал я довольно резко. — А то он, вероятно, сам не свой.
— Вы правы. Я видела его сегодня в галерее после обеда. Он очень взволнован. Вы на машине?
— Нет. Приехал сюда на такси.
— Я отвезу вас.
— А вы уверены, что в состоянии вести машину?
— Мне лучше, когда я чем-то занята, — ответила Элис.
Рядом с домом стояла старая черная машина. Мы сели в нее и стали спускаться вниз по дороге в сторону центра. Я поглядел ей прямо в глаза:
— Вы, конечно, понимаете, что я не поверил ни одному его слову?
— Вы говорите об отце? Я и сама не знаю, чему верить.
— А когда он взял Шардена?
— Вчера вечером. Хью работал на антресолях, а отец незаметно вошел, снял картину и отнес ее в свою машину.
— А разве Хью не запер дверь в галерею?
— Вероятно, нет. Отец говорит, что дверь была не заперта.
— Но зачем он это сделал? Зачем украл свою собственную картину?
— Чтобы доказать свою правоту. Отец давно утверждал, что галерею очень легко ограбить. Он уговаривал попечителей поставить охрану. Он зациклился на этом. Не хотел давать своей картины, пока галерея не застраховала ее.
«На двадцать пять тысяч долларов, — подумал я. — Чтобы получить такую сумму, человек может похитить принадлежащую ему вещь. И если Хью Вестерн видел это, то вот и причина для убийства». А вслух я сказал:
— Ваш отец все очень интересно рассказал. Но где картина сейчас?
— Я не знаю. Вероятно, спрятана где-нибудь в доме.
— Сомневаюсь. Она скорее где-то в доме Хендрикса.
Она вздрогнула, а потом спросила:
— Почему вы это сказали? Вы знаете Уолтера Хендрикса?
— Я встречался с ним. А вы?
— Это ужасный человек, — сказала она. — Но я не понимаю, почему вы считаете, что картина у него.
— Мне так кажется.
— А где он мог ее взять? Отец ни за что не продаст ему Шардена.
— Хилари Тодд продаст.
— Хилари? Вы думаете, это он украл картину?
— Я собираюсь спросить его об этом. Остановите меня у его магазина. Увидимся с вами позже в галерее.
Табличка «Закрыто» все еще висела на двери за стеклом, и дверь была заперта. Я обошел дом и оказался у черного хода. Дверь под лестницей была полуоткрыта. Я не стал стучать и вошел в магазин.
В гостиной никого не было. Пятно на стене, оставшееся после того, как Сара разбила свой бокал, еще благоухало алкоголем. Я прошел по коридору в спальню.
Хилари Тодд лежал лицом вниз на кровати, почти раздавив своим телом открытый чемодан. Между лопатками у него торчал серебряный ломик для колки льда, окруженный мокрым темным пятном. Свет, пробивавшийся сквозь полузакрытые венецианские жалюзи, холодно блестел на серебре.
Я проверил, есть ли у него пульс. Пульса не было. Голова его была немного повернута в сторону, и темные глаза слепо смотрели в стену. Небольшой ветерок из приоткрытого окна шевелил его волосы.
Приподняв тяжелое тело, я стал шарить по карманам. Во внутреннем кармане пиджака нашел то, что искал: белый незапечатанный конверт, в котором лежало пятнадцать тысяч долларов крупными купюрами.
Я стоял возле кровати с этими деньгами в руках, когда услышал шум в коридоре. Через минуту в комнату вошла Мэри.
— Я видела, как вы вошли сюда, — сказала она. — Я думала...
Она увидела тело.
— Кто-то убил Хилари, — сказал я.
— Убил Хилари? — она посмотрела на тело на кровати, а потом на меня. И тут я вспомнил, что все еще держу эти злосчастные купюры.
— Что вы сделаете с этим? — спросила она.
Я свернул деньги и положил их себе в карман:
— Где вы взяли эти деньги?
— Я взял их у человека, которому они не принадлежат. Ничего не говорите о деньгах шерифу. Просто скажите, что я попросил вас позвонить в полицию. Вернусь через полчаса.
— Они спросят меня, куда вы пошли.
— Вы не знаете, куда я иду, поэтому не сможете им ответить. А пока делайте то, что я вам сказал.
Она посмотрела мне в глаза, решая, можно ли мне верить. А потом спросила:
— Вы уверены, что поступаете правильно?
— В этом никто никогда не может быть уверен.