Я запасалась едой и провизией после того, как заблудилась и несколько раз меняла маршрут по дороге в продуктовый магазин. А потом заблудилась и на обратном пути. Что бы вы ни говорили о Вашингтоне в округе Колумбия, по крайней мере названия улиц имели смысл.
Я привела дом Мидж в пригодное для жизни состояние, на которое только может претендовать помещение с мигающими лампочками и нехваткой горячей воды, а для себя выделила удобное место в гостиной. Комната Мидж все еще была пропитана затхлостью из-за протечки крыши, но кроме того, я не чувствовала себя вправе занимать ее комнату. Каморка всегда была моей комнатой, и я не была готова это изменить.
После всей проделанной работы и всего, что я пережила на этой неделе, я должна была быть мертва для всего мира. Но я, доведенная до крайности, не могла позволить себе отдохнуть. До тридцати шести лет оставалось несколько месяцев, а я все никак не могла принять для себя ответственный выбор. Мое тело не знало, как это сделать, потому что я всегда толкала себя на то, чтобы прислушаться к своим потребностям, и теперь мне нужно было вытолкнуть себя из этой точки.
Я набрала в своем любимом приложении для релаксации историю для сна и вслепую нащупала сумку, которую поставила возле раскладного дивана. Маска для сна и жевательные резинки с мелатонином лежали на самом дне, и мне пришлось вытряхнуть всю сумку, чтобы достать их.
Даже с таким отрядом нападавших потребовался час и составление еще трех списков (документы по дому; вопросы наследства; поиск работы, не связанной с консультированием), чтобы расслабиться настолько, чтобы почувствовать, что мои веки опускаются. Я почти дошла до цели, когда осознала, что мой такой горячий и невоспитанный сосед знаком с Мидж.
Я пропустила эту деталь мимо ушей и решила, что он просто любопытный мужик и прет вперед как танк. Я не связывала реальность того, что он живет по соседству, со знакомством с Мидж.
Да и не в этом дело. Он был уверен, что она всерьез вернется в виде призрака и будет преследовать всех, кто ей перечил. Он знал о ее семье — и о том, что на самом деле у нее нет племянницы. Он жил по соседству достаточно долго, чтобы заботиться о ней.
Это поразило меня до глубины души.
Каждый раз, когда мы разговаривали, Мидж просила ее навестить, и я обещала постараться, хотя это никогда не было полноценным обещанием. Это всегда было скудное «посмотрим, что я смогу сделать», и, «возможно, у меня скоро образуются длинные выходные», и «мы будем в Бостоне два часа на ужине по сбору средств, но я смогу вырваться после».
Моим главным достижением в жизни было оставаться незаменимой, а незаменимость, к сожалению, не сопровождалась большим количеством оплачиваемых отгулов. Не находилось подходящего времени для отдыха. Если уж на то пошло, с отгулами было ужасно, о какой работе бы ни шла речь. Политика билась как сердце, а сердце, как известно, не делает пауз.
Я не навещала Мидж больше нескольких лет. Даже звонила не слишком часто. Я упустила шанс попрощаться, когда ее здоровье резко ухудшилось. Я помнила, как позвонила ей с заднего сиденья такси, оставив голосовое сообщение, и понимала, что должна позвонить ей еще раз. Но я погрузилась в работу и не позвонила. Через несколько дней Мидж умерла. И я не слишком вежливо обошлась с ее соседом, который относился к ней достаточно уважительно, чтобы противостоять предполагаемому грабителю.
Черт побери.
Мидж испекла бы ему банановый хлеб. Она верила в восстанавливающую силу выпечки, особенно той, которую нужно нарезать, разогреть и намазать маслом. Банановый хлеб сгладил бы ситуацию. Все исправил бы.
Поднявшись, чтобы взять телефон с пола, где он лежал, подключенный к зарядному устройству, я взглянула на окно и громко вскрикнула, увидев там какой-то силуэт.
В итоге я вывалилась из кровати, приземлилась на задницу и прижала обе руки к груди, а мое сердце заколотилось.
— Откуда ты взялась? — спросила я у кота, сидевшего на внутреннем подоконнике.
Поскольку не я одна пренебрегала вежливыми приветствиями, кот издал недовольное шипение и ударил лапой по окну.
— Мне очень жаль, но я не говорю по-кошачьи, — сказала я. — Вам придется изложить свои требования более четко.
Проигнорировав эту просьбу, кот спрыгнул на пол и выскочил из комнаты, глядя на меня.
— Надеюсь, это последнее неожиданное существо в этом доме, — пробормотала я.
ГЛАВА 5
Линден
Я сделал первый глоток кофе, и тут раздался стук в дверь. Я застонал. Не люблю утро. Я работал с деревьями, но это не требовало от меня ранних работ, и слава богу.
Прекрасно то, что я жил один и работал на себя — никто не мешал медленно просыпаться по утрам. Мне не приходилось мириться ни со снующими по дому людьми, ни с болтливыми коллегами. Бывали дни, когда я ни с кем разговаривал до самого обеда. Это были лучшие дни.
Дни, когда в дверь стучали до девяти, не относились к разряду лучших.
Звук твердого, нетерпеливого, не терпящего возражений стука заставил меня снова застонать. Я догадывался, кто может ждать по ту сторону двери.
Джаспер не приняла предложение Эша остановиться у меня, и это радовало. Когда вчера поздно вечером я вернулся домой после ужина в Плимуте, то увидел ее в доме Мидж. Свет был включен, шторы и окна распахнуты, а Джаспер стояла на стремянке посреди большого окна с огромной губкой в руках. Она так и не переодела шикарное платье, и ее волосы по-прежнему волнами рассыпались по плечам.
По причинам, которые я до сих пор не мог объяснить, от ее вида у меня ныли и напряглись мышцы между лопатками. Она осталась. Она осталась, и ее настолько не беспокоили условия, что она даже не сменила свою красивую одежду.
Я сидел в машине дольше, чем нужно, копался в телефоне, украдкой поглядывая на соседний дом.
Я не знал, почему я это делал и что я хотел увидеть.
Хотя… Меня волновали летучие мыши. Я любил природу, но это не означало, что я хотел, чтобы летучие мыши вились вокруг моего дома. Или в ее доме. Вот что меня занимало больше всего — летучие мыши. Да.
Я поплелся к двери полусонный и совершенно незаинтересованный в очередном визите мисс Клири. А может, это и не мисс Клири. Не то чтобы это имело какое-то значение. Это не имело значения. Да и с чего?
С этим раздражающим вопросом в голове и соответствующим хмурым выражением на лице я распахнул дверь. Как и ожидалось, по другую сторону стояла Джаспер. Сегодня на ней было не платье, а ярко-желтая юбка с множеством мелких складок. Она напомнила мне аккордеон, и мне захотелось потрогать ее. Очень сильно захотелось.
Однако вместо этого я окинул взглядом ее лицо — и эти медовые волосы, рассыпавшиеся по плечам — а затем посмотрел на блюдо, которое она принесла.
— Доброе утро, — сказала Джаспер довольно резко. Как будто я должен был что-то сказать, прежде чем представлять себе ощущение ее юбки между пальцами.
— Ага, — буркнул я. — Что случилось?
Джаспер на секунду уставилась на меня, на ее лице появилась натянутая улыбка, а глаза вспыхнули холодным и жестким огнем.
— Ну, что ж. Придется это пережить, — пробормотала она под нос. — Я так и не успела поблагодарить тебя за вчерашнюю помощь.
Я прислонился плечом к дверному косяку и скрестил руки на груди.
— У тебя было достаточно времени, чтобы поблагодарить.
Джаспер быстро качнула головой в ответ.
— М-м-м... Ладно. — Она протянула блюдо. — Я испекла тебе банановый хлеб. Чтобы поблагодарить.
То, что лежало на тарелке, не было похоже ни на один банановый хлеб, который я видел. Во-первых, он казался... влажным. И еще он выглядел пережаренным. Эти вещи никогда, никогда не были связаны в одном мыслительном процессе с банановым хлебом.
— Тебе не нужно было этого делать.
— С превеликим удовольствием, — сказала она, снова подталкивая блюдо в мою сторону. — Вчерашний день был довольно суматошным. Я хотела поблагодарить тебя за все. Дверь, летучие мыши.