Польский бунт 1830–1831 годов впервые после Отечественной войны с Бонапартом вызвал в России большое военное воодушевление. Конечно, угроза была несопоставимой с 1812 годом, но давно поверженные силы, казалось, приступили к реваншу. Освободительное восстание в Польше вспыхнуло на одной волне с новыми революционными событиями во Франции. Русские так и воспринимали мятежную Польшу – как очаг европейского пожара на собственной земле. И разве можно было забыть, как поляки еще совсем недавно с энтузиазмом вступали в «великую армию» Наполеона, как они целыми дивизиями воевали на стороне французов при Бородине и торжественно входили в Москву! В том, что они не ошибаются, наших соотечественников убеждали бешеная злоба, потоки клеветы, пролившиеся на Россию в европейских газетах с началом усмирения Польши.
Обращение Пушкина к европейским ораторам и памфлетистам – «народным витиям» – гневное и насмешливое. Для поэта не секрет их замысел использовать совершенно им безразличную «семейную вражду» русских и поляков, чтобы начать новое переустройство мира. И тут сильнейшим аргументом становится память 1812 года. Победа, завоеванная отцами, искупительная жертва России, понесенная во имя освобождения Европы, и по прошествии лет оказываются драгоценным наследством, грозным оружием, продолжающим оберегать страну. Достаточно привести на память «клеветникам» «не чуждые им гробы» в полях России.
Первая Отечественная война русского народа в пушкинских стихах о Польском бунте не только славное историческое прошлое. Это в полном смысле источник вдохновения. Именно в 1812 году чудесным образом достигло неколебимой крепости современное поэту русское царство. И там же, в купели священной войны, Россия обрела свой поэтический голос, способный теперь во всех оттенках мысли и чувства выразить державное богатство, силу, правоту невиданно окрепшего национального мира. И сама русская поэзия получила отныне право говорить с «клеветниками» как власть имущая:
Ответ на эти риторические вопросы знали тогда все – и в России, и в Европе.
Увы, не каждому поколению в русской истории было дано произносить восторженные строки Пушкина, не испытав чувства вины перед отцами! Но могучие или слабые, пока жива Россия – мы снова и снова обретаем в них отеческую силу, народное достоинство.
Однако в нашей поэзии должно было рано или поздно явиться и такое великое произведение, где народное чувство 1812 года заговорило бы словно из глубины, из самой русской почвы. И есть своя закономерность в том, что написал его поэт уже послевоенного поколения. Память Отечественной войны предстала в стихотворении Михаила Юрьевича Лермонтова «Бородино» как вошедшая в плоть и кровь России, вечно переживаемая в настоящем. Иногда кажется, что и русская поэзия должна была пройти немалый путь, прежде чем научиться вот так рассказывать о прошлом.
1837 год, когда появилось «Бородино», – особенный в жизни Лермонтова. Тогда погиб Пушкин, и потрясенный Лермонтов оплакал эту всенародную утрату в поразившем читающую Россию стихотворении «Смерть Поэта». В этом горестном году страна отмечала двадцать пятую годовщину победы в Отечественной войне с Бонапартом.
«Бородино» – стихотворение историческое. Но в нем не найти ничего, чего не знал бы в России того времени, не знает и сегодня любой мало-мальски образованный человек. Больше того, многие широко известные подробности, знаменитые участники Бородинского сражения здесь не упомянуты. Нам не встретятся даже имена Кутузова и Наполеона. И тем не менее лермонтовское «Бородино» по-своему достовернее, правдивее любой самой подробной истории. В нем – история чувства, сердечного воспламенения. Великий жертвенный день показан у Лермонтова словно опрокинутым в душевный мир участника событий, да еще какого участника!
Стихотворение написано как рассказ о Бородинской битве старого солдата. Здесь впервые в нашей литературе поэтическим языком о великом событии национальной истории заговорил во всеуслышание не генерал, не офицер – человек благородного сословия, а самый обыкновенный солдат.
И выяснилось вдруг, что правда о 1812 годе, которую знает простой «дядя», бывалый солдат-артиллерист, – самая полная, чистая, несомненная. Высказанная в сильных, часто простонародных выражениях, она вместила в себя то, что испытал в России каждый – от мужика до генерала. Некоторые из таких оборотов стали неотделимы от живой народной памяти о той войне. Кто из нас не знает, к примеру, вот эти слова: