— Пожалуйста? — нетерпеливо просит Кен.
— Нам не о чем говорить. Я разговаривала с Томом и подаю в суд.
— Я не об этом хочу поговорить. Я подпишу эти гребаные бумаги.
— Осторожнее, — рычит Остин.
— Могу я поговорить со своей чертовой женой? — ревет Кен, и, не успеваю я даже моргнуть, как Остин оказывается перед ним, упираясь в него грудью.
— Не повышай на нее голос. Она тебе ни хрена не должна.
Грудь Кена вздымается, но потом он опускает плечи и сжимает пальцами переносицу.
— Я просто хочу с ней поговорить.
Я кладу руку на спину Остина, чувствуя, как от моего прикосновения его мышцы сокращаются и расслабляются.
— Все в порядке, — мягко говорю я.
— Я не оставлю тебя с ним наедине. Если он хочет говорить, то может сделать это при мне или вообще не делать.
— Со мной все будет в порядке.
— Нет, — твердо говорит он, и Кен с грохотом опускает чашку на стойку, выплескивая кофе.
— Прости, ладно? — рычит Кен, встречаясь со мной взглядом. — Прости, что я никогда не был достаточно хорош. Прости, что не пытался. Мне жаль, что твоя мама умерла, и чертовски жаль, что я тебе изменил.
Сердцебиение усиливается, в ушах шумит, а он продолжает:
— Мне так чертовски жаль, Лея, понимаю, это ничего не изменит, но ты должна знать, что если бы я мог вернуться в прошлое, то сделал бы все по-другому.
Его взгляд мечется от меня к Остину, и скорбь заполняет его черты.
— Но ведь это не имеет значения, правда? Твое место здесь.
С этими прощальными словами он покидает кухню, и через несколько секунд входная дверь открывается и захлопывается, заставляя меня вздрогнуть от резкого звука, отдающегося во всем доме. Закрываю глаза, и меня обхватывают руки, крепко обнимая, защищая. Не знаю, как долго мы так стоим, но, в конце концов, Остин меня отпускает, возвращается к кофеварке, наливает чашку и протягивает мне.
— Поговори со мной. — Он опирается на стойку, подносит кружку к губам и делает глоток. Хотя поза у него небрежная, взгляд оценивающий. Я вижу, как мужчина пытается прочесть мои мысли, чувства, но я сама не понимаю, что происходит внутри меня.
— Не уверена, стоит ли мне говорить с тобой об этом.
— Лея, я знаю, что ты была за ним замужем. Знаю, что ты его любила и трахалась с ним. Не думаю, что ты можешь рассказать мне что-то, что бы меня шокировало.
— Ладно, тогда я не хочу говорить с тобой об этом.
— Поговори со мной, — повторяет он.
— Не помню, чтобы ты был таким властным или надоедливым, — ворчу, делая глоток кофе.
— Пятнадцать лет назад я не был внимателен, и ты от меня сбежала. Я не услышал тебя, когда ты спрашивала, хочу ли я когда-нибудь покинуть это место, думаю ли заниматься в жизни чем-то еще, кроме рыбалки. Лея, я не позволю этому случиться снова, — мягко говорит он. Несмотря на неимоверную нежность, с которой Остин произносит эти слова, они медленно режут меня, вскрывая старые раны, заставляя чувствовать себя перед ним живой и уязвимой.
В носу щиплет, я борюсь со слезами, но все же умудряюсь спросить:
— Что происходит между нами? В один миг ты говоришь, что ненавидишь меня, потом я тебя целую, и ты убегаешь. А потом… потом, этим утром… — Опускаю глаза, чтобы он не видел, как я краснею, словно подросток, а не взрослая женщина.
— Я уже говорил, что не ненавижу тебя. — Остин касается пальцами моего подбородка, заставляя поднять голову, и наши глаза встречаются. — И никогда не ненавидел. Да, поцелуй застал меня врасплох. Твоя мама только умерла, и я не хочу, чтобы ты пользовалась тем, что сейчас происходит между нами, чтобы сбежать от болезненной утраты, а потом, когда снова приведешь мысли в порядок, сожалела бы об этом. Что касается нас с тобой, — его лицо смягчается, а голос падает на октаву, — мы неизбежны, Лея, и я знаю, ты тоже это чувствуешь. Меня тянет к тебе так, что пройди еще пятьдесят лет, я все равно интуитивно бы жаждал тебя.
— Я… — Смотрю на него, и слова застревают в горле. Знаю, он прав; столько всего изменилось, и в то же время то, что было у нас много лет назад, все еще существует, как живое, дышащее существо. Со временем оно изменилось, но по-прежнему хорошо знакомо.
— Детка, поговори со мной, — снова говорит он.
Отступаю на шаг и опираюсь на стойку, делая глоток кофе и приводя мысли в порядок.
— Понимаю, это глупо, но я чувствую себя виноватой. Когда я обвинила его в измене, он даже не извинился. Он заставил меня чувствовать, что это я заставила его вступить в отношения с другой. — До сих пор, словно пощечину, ощущаю те слова, которые он выкрикивал мне на кухне в тот день, когда я увидела их переписку с Кортни, говорившую, что между ними нечто большее, чем просто деловые отношения. «Ты не любишь меня, вот я и нашел ту, кто любит», — вот что он мне сказал, когда я спросила «почему».