Остановившись перед домом Остина, улыбаюсь, глядя через лобовое стекло на террасу, где он меня ожидает.
Сегодня был действительно хороший день. После ухода Остина я принялась разбирать мамины вещи, которые, из-за ухудшившегося состояния, у нее не было возможности пересмотреть самой. Мне было ненавистно наблюдать, как она еще при жизни избавлялась от вещей, спрашивая, что отдать мне, а что на благотворительность, но теперь, когда ее не стало, я знаю, мама так поступила ради меня, чтобы не оставлять в одиночестве копаться в воспоминаниях.
Порывшись в коробках с фотографиями и бумагами, я отправилась в банк и оформила документы для получения кредита. Войдя в банк, с удивлением увидела Шелби. Мы дружили в старших классах, но, как и со всеми в моем прошлом, я потеряла с ней связь. Удивительно, но она не рассердилась и даже, казалось, поняла, почему я уехала.
Шелби тоже только что вернулась в город после своего отъезда до окончания школы. Я знала, она уехала вскоре после того, как они с ее школьным парнем Заком, который теперь занимал должность шерифа, отдали своего ребенка на усыновление. Я была не в курсе всех подробностей истории, хотя, рассказывая о своем возвращении, в ее глазах по-прежнему виднелась боль. Потом она показала фотографии сына, которому только что исполнилось семь, и ее боль превратилась в нечто совершенно иное, что, как я знала, мог понять только родитель — будто, что бы она ни испытала, это стоило того, что ее ребенок с ней.
— Собираешься просидеть здесь всю ночь или зайдешь в дом? — пугает меня Остин вопросом, открыв водительскую дверцу. Я была так поглощена мыслями о сегодняшнем дне, что даже не заметила, как он спустился по лестнице.
— Зайду внутрь.
Он прикасается губами к моим губам, затем нажимает на кнопку ремня безопасности, расстегивая его, вытаскивает меня из машины и захлопывает дверцу.
— Твоя сумка в багажнике?
Я отрицательно качаю головой и показываю ему сумочку.
— Я взяла трусики и зубную щетку. Подумала, что в постель могу надеть одну из твоих рубашек.
— Или ничего, — он ухмыляется, заставляя все внутри трепетать, а по моим щекам и шее расползается румянец.
Прочистив горло, отхожу от него, открываю заднюю дверцу и наклоняюсь внутрь, вытаскивая пакеты.
— Что это? — спрашивает он.
— Решила, тебе здесь не из чего готовить, поэтому заехала в магазин и купила кое-что самое необходимое, а также кое-что, чтобы приготовить тебе ужин.
— Ты будешь готовить для меня?
— Ну, я поставлю в духовку готовую лазанью, открою пакет с салатом и нарежу французский хлеб. — Я пожимаю плечами.
— Умничаешь. — Остин шлепает меня по заднице.
— Не думала, что у тебя здесь есть в чем готовить.
— У меня есть кастрюля и кофеварка.
— Я так и знала, — улыбаюсь, он забирает у меня пакеты, и я следую за ним внутрь.
— Хочешь бокал вина?
— Да, спасибо.
Сняв пальто, кладу его на край большого кухонного островка и обхожу вокруг, чтобы вынуть продукты из принесенных им пакетов. Включаю плиту и, распаковав лазанью, ставлю ее в духовку.
— Я кое-что приготовил для тебя снаружи.
— Приготовил для меня? — Но вместо объяснений он просто берет меня за руку и ведет на террасу, где стоит большой телескоп с красным бантом.
— Для него здесь идеальное место.
Он тянет меня за руку, но мои ноги точно приросли к земле. Это то, о чем я мечтала. Желание, которым поделилась с ним. То, во что никогда, никогда не верила, что у меня будет. И все же я здесь, в доме, в который влюбилась будучи маленькой девочкой. С мужчиной, которому принадлежит мое сердце, и он дарит мне кусочек мечты, в которую я не верила, что когда-либо сбудется.
— Ты купил мне телескоп? — шепчу, переводя взгляд с оборудования на Остина.
— Да.
— Ты помнишь.
Переполняемая эмоциями, на мгновение закрываю глаза. Когда снова их открываю, его взгляд смягчается, он делает ко мне шаг и касается моей щеки.
— Я помню все, Лея, каждый разговор, каждое прикосновение, каждый поцелуй, каждую деталь о тебе, о нас. Я все помню.
У меня на языке вертится вопрос: что случилось, почему он не приехал за мной, почему отпустил, но не могу спросить об этом. Не хочу портить момент, поэтому вместо этого шагаю к нему, обнимаю за талию, прислоняюсь головой к его груди и тихо говорю:
— Спасибо.
Остин хмыкает, заставляя меня улыбнуться, и я отстраняюсь, глядя то на телескоп, то на небо, которое только начинает темнеть.
— Через несколько месяцев опустится тьма, так что ты часами сможешь сидеть под звездами, — говорит он.