— Точно, но я все равно испробую его сегодня вечером. — Поднимаюсь на цыпочки и целую его, а он улыбается мне в губы.
***
— В эти выходные приедут мама с папой. Они везут для меня из Анкориджа тонну мебели, — говорит Остин, когда я устраиваюсь у него на коленях на одном из шезлонгов на террасе, куда мы вышли, чтобы посидеть после ужина.
— Как мило. — Я плотнее закутываюсь в свитер, глядя на океан, наблюдая, как солнце садится за горизонт.
— Как отнесешься к ужину с ними и со мной? — спрашивает он тихо, будто беспокоится, что я отвечу, и мое расслабленное тело напрягается.
— Даже не знаю. — Поднимаю бокал и, чтобы занять рот, делаю еще один глоток вина. Когда мы встречались, мама Остина была не самым приятным человеком на свете. Не поймите меня неправильно: она любит сына и прекрасная мать, но я ей совсем не нравилась, и она постоянно давала это понять.
Остин берет меня за подбородок, откидывает мою голову назад, заставляя посмотреть на него.
— Кое-кто в городе уже проинформировал ее о наших отношениях, — сообщает он.
— Великолепно, — ворчу, заставляя его улыбнуться.
— Просто поужинаем, — тихо говорит он.
— Конечно, — соглашаюсь, но обещаю себе, что выйду на холод с мокрыми волосами и в одном полотенце, так что к тому времени, как она приедет, подхвачу воспаление легких и не смогу с ней поужинать.
— Все будет хорошо.
— Знаю. Ты будешь со мной, так что я не волнуюсь. — Пытаюсь улыбнуться, но почти уверена, что у меня выходит какая-то гримаса.
Прижавшись ко мне, он кладет мою голову себе под подбородок и бормочет:
— Ей никто не нравился.
— Что, прости? — Откидываю голову назад, чтобы снова встретиться с ним взглядом.
— Ей не нравилась ни одна женщина, с которой я встречался или жил. Честно говоря, она бы рассказала им о тебе, представив нашу историю как романтическую трагедию.
— Она ненавидела меня, — напоминаю, качая головой.
— Детка, их она ненавидела еще больше.
— Я совершенно не воспринимаю это как комплимент, — бормочу, заставляя Остина усмехнуться.
Покачав головой под его подбородком, расслабляюсь, наблюдая, как горизонт полностью поглощает солнце, оставляя на небе розоватый след.
— Устала? — Он облизывает мне шею, вызывая по всему телу мурашки и заставляя соски затвердеть.
— Нет, — улыбаюсь, прижимаясь шеей ближе к его рту.
— Хм.
Я чувствую его улыбку, затем мы поднимаемся и направляемся к дому, проходя через пустую гостиную, вверх по лестнице и в спальню, где он укладывает меня на кровать.
— Мне нужно переодеться. — Пытаюсь сесть, но руки Остина по обе стороны от меня и нависающее надо мной тело заключают меня в капкан, мешая двигаться.
— У тебя с собой только трусики и зубная щетка, — напоминает он, в то время как его руки скользят мне под свитер, пробегая по животу.
— Знаю.
— Тебе не во что переодеваться.
— Ох, — шепчу в его губы, когда они опускаются на мой рот.
Остин тянет мою нижнюю губу своими губами, прежде чем спуститься вниз по шее и распахнуть мой свитер, стягивая его с плеч, оставляя меня в свободной майке на тонких бретельках. Затем его руки оказываются на пуговицах моих джинсов, расстегивая их так, что виден маленький V-образный вырез кремовых кружевных трусиков.
— Остин, — хнычу, когда его рот опускается на низ живота, и он покусывает кожу, посылая волну возбуждения в мой пах.
Взявшись за джинсы, он стягивает их вниз по заднице и бедрам, тепло его тела оставляет меня только для того, чтобы отбросить джинсы на пол позади себя. Когда он снова накрывает меня, я проникаю ладонями под его черную рубашку и тяну, благодарная, когда Остин поднимает руки, и снимает ее, добавляя к куче одежды на полу.
Прежде чем успеваю опечалиться потерей ощущения его рук, они возвращаются, движутся по моим бокам вверх, по груди, попутно забирая с собой ткань майки, и отбрасывают этот предмет одежды позади себя. Отступив назад, он пожирает меня глазами с головы до ног, что-то бормоча себе под нос, проводит пальцами по краю лифчика, где кремовое кружево граничит с кожей.
Я лежу, зачарованная выражением его лица. Мое тело ощущает тепло везде, где касаются его глаза. Когда его пальцы скользят по моей груди, по животу, по пупку, потом по кружеву трусиков, выгибаюсь ему навстречу, предлагая себя его прикосновениям, словно жертва языческого божества.
— Скажи, если захочешь остановиться, — говорит он, а я пристально смотрю на него. Киваю, зная, что ни за что не попрошу его остановиться прикасаться ко мне.