— Я не могла уснуть, — отвечаю тихо.
Проснувшись час назад, я полчаса пялилась в потолок, после чего встала и спустилась вниз. Я не могла побороть желание ворочаться в постели, но мне не хотелось его будить, потому что знала, как мало он спит.
— Ты должна была меня разбудить, — говорит Остин, и, подойдя ко мне сзади, целует в местечко между шеей и плечом, щекоча бородой.
— Тебе нужно было выспаться, — говорю, обнимая его.
— И тебе тоже, — парирует он, зарываясь лицом мне в волосы.
— Я сплю лучше, чем когда-либо за долгое время, — признаюсь честно.
Остин стал моим личным рецептом снотворного. У него есть способность сделать все лучше и не дать моему разуму задуматься.
— О чем думаешь?
«Я скучаю по маме», — произношу мысленно, но не говорю. Я рада, что Остин разрешил мне остаться с ним в его доме; жить в доме родителей трудно. Тяжело, когда тебя окружают воспоминания. Странно находиться в доме, зная, что, хотя там все выглядит так же, как и до кончины родителей, они уже никогда сюда не вернутся.
— Ты скучаешь по маме, — догадывается он, и я киваю, чувствуя, как слезы наполняют глаза, а в животе возникает не проходящая тяжесть.
— Каждый день что-нибудь случается, и я думаю: «О, маме бы понравилось» или «Не могу дождаться, чтобы рассказать ей об этом», но ее здесь нет.
— Она всегда с тобой.
— Знаю, — соглашаюсь, касаясь найденного вчера медальона и потирая металл между пальцами. — Думаю, мне станет немного лучше, когда я получу ее пепел, — шепчу я.
Мама завещала свое тело науке, поэтому после смерти ее телом распоряжалась больница, и, в итоге, они отправят мне ее прах, но я понятия не имею, когда.
— Мы сможем взять твою лодку и развеять ее прах там, где нашли лодку папы?
— Конечно, детка.
— Спасибо. — Прижимаюсь к его теплой груди и принимаю утешение, что дарят его объятия.
— Увидела в телескоп что-нибудь интересное? — нарушает он молчание.
— Только звезды, — я улыбаюсь, и его пальцы впиваются в мои бока, заставляя смеяться. — После отъезда я иногда лежала под ночным небом и смотрела на звезды, гадая, делаешь ли ты то же самое.
— При каждом удобном случае, — говорит он, и у меня от слез щиплет в носу. — Но теперь ты здесь, со мной, так что мне уже не придется снова гадать, смотрим ли мы на одни и те же звезды.
— Я сейчас заплачу, — жалуюсь, и он целует меня в висок, а потом крепче обнимает. — Не терпится увидеться с семьей? — спрашиваю, когда он ведет меня внутрь и обратно к кровати, где укладывает меня себе на грудь.
— Да, с тех пор, как все переехали, я их не часто вижу.
— Никогда не думал переехать к ним поближе? — интересуюсь, бездумно выводя узоры на его коже.
— Нет, я люблю этот город и люблю этот дом. Не могу себе представить, что уеду отсюда.
— Ох.
— Ты передумала насчет того, чтобы здесь остаться? — тихо спрашивает Остин, но в его тоне безошибочно угадываются тревога и волнение.
— Нет. — Провожу ладонями по его рукам, которые почти до боли сжались вокруг меня, желая, чтобы он расслабился. — Я просто так спросила, — говорю с улыбкой, он хмыкает, ослабляя хватку. Лежа в его объятиях, прислушиваюсь к его ровному дыханию. Когда он засыпает, следую за ним.
***
Чего бы я только не отдала, чтобы вернуться к прошлой ночи и лежать в постели с Остином. Честно говоря, я предпочла бы оказаться где угодно, даже в тюрьме, чем сидеть за красивым новым обеденным столом Остина с его мамой, папой, сестрой Брэ и ее мужем.
Неудобство — слишком мягкое слово для того, что я чувствую. С того момента, как тридцать минут назад я пришла, слов было произнесено не много, но, мне кажется, слова не нужны, когда по выражению их лиц можно прочитать каждое невысказанное заявление.
Шону, мужу Брэ, так же неловко, как и мне, опустив голову, он смотрит в свою тарелку. Его жена не сводит с меня глаз больше, чем несколько секунд, словно ждет, что я либо слечу с катушек, либо растворюсь в воздухе у нее на глазах.
Мама Остина, поприветствовав меня очень тихим «привет», больше походившим на прощание, смотрела на сына так, словно он пригласил к ним на обед дьявола, в то время как отец Остина пытался поддерживать легкий настрой светской беседой.
— Остин сказал, что ты выкупила офис Ларри. Это правда? — спрашивает Брюс, отец Остина, делая глоток пива.