Десять минут спустя я добираюсь до парка. Роам качает Лолу на качелях. Ее хихиканье наполняет воздух.
— Тебе понравилось ездить на мотоцикле? — спрашиваю я у Лолы.
— Да, очень сильно. Я обожаю кататься на мотоциклах! — восхищается она.
— Я рада, что вы отлично провели время.
Я наблюдаю за Лолой, пока она катается с горки. Роам удивляет меня, когда обнимает меня за плечи и целует в голову.
— Ты отлично справилась, сладкая, — говорит он хриплым голосом, после чего целует в висок и уходит.
Я вытираю сбежавшую слезу, запихиваю в рот леденец и направляюсь к горке.
~*~
Раздается звон колокольчиков, и я слышу крик Лолы:
— Папочка!
Прошло шесть недель с тех пор, как Роам вернулся в наши жизни, и каждую неделю крик Лолы не менее восторженный, чем в прошлый раз.
Сегодня мы ведем Лолу в зоопарк. Она хватает свой рюкзак с дивана и бежит к папиной машине. Закидывая сумку на плечо, я быстро мысленно проверяю, все ли сделала, проверяю карман на предмет телефона и закрываю за собой дверь.
Через тридцать пять минут мы прибываем в зоопарк. Обнаружив-таки парковочное место, мы отправляется смотреть на животных. Я достаю фотоаппарат и делаю слишком много снимков Лолы с каждым животным. Даже делаю несколько фото, на которых Лола и Роам ведут себя, как гориллы, у вольера с приматами.
— Мамочка, это самый лучший день!
— Рада, что ты развлекаешься, детка. — Я потираю щеку дочери большим пальцем.
— Проголодалась? — спрашивает Роам.
— Еще как! — отвечает Лола.
Мой ворчащий желудок говорит за себя. Лола с Роамом смеются. Мы занимаем свободный столик в кафе зоопарка и делаем заказ. Поев, Лола бежит кормить птиц остатками хлеба, а мы с Роамом просто наблюдаем за ней.
Слишком скоро нам приходится выдвигаться домой. Лола засыпает на заднем сидении, так что, когда мы оказываемся дома, Роам переносит ее в кровать и помогает подоткнуть ей одеяло.
— Самый лучший день, — бормочет Лола во сне.
Я улыбаюсь Роаму, и он отвечает мне тем же. На его щеках появляются ямочки, и мое сердце сбивается с ритма. Внутри все сжимается, пока я наслаждаюсь его красотой.
Боже, как давно меня никто не касался. Мое дыхание становится тяжелее, когда я вспоминаю, как мы с Роамом занимались любовью.
— Нужно поговорить, сладкая, — начинает Роам с объявления.
— Ну хорошо. Значит, поговорим, — подбираю я слова, пытаясь очистить разум.
Мы идем в гостиную, и я присаживаюсь на диван. Роам садится на кофейный столик.
— Я понимаю, — удивляет он меня своим началом.
— Понимаешь? — спрашиваю я озадаченно и хмурюсь.
— Понимаю, — повторяет он. — Почему ты сделала то, что сделала. Я понимаю, — поясняет он.
— Правда? — уточняю я с надеждой. Сердце пускается вскачь, в горле встает ком.
— Да, сладкая, понимаю.
С моих губ срывается полустон.
— Но ты должна была дать мне объясниться.
— Теперь я это понимаю.
— Я потерял четыре гребаных года, а мог провести их с дочерью и женщиной, с которой хочу быть до конца своих дней.
Я потупила взгляд.
— Криста не была беременна.
— Что? — спрашиваю я, не веря своим ушам, и тут же поднимаю голову. — Еще как была. Я видела ее, Роам. Она была беременна, причем давно.
— Нет, сладкая, не была. Это был обман. Это все была куча лжи ради того, чтобы ты ушла, и она могла приблизиться ко мне.
— Боже мой, — шепчу я.
— Если бы ты дала мне объясниться, то уже через пять минут знала бы о ее лживой херне.
— Зачем? Зачем кому-то разрушать семью? — У меня в голове бардак. — Что с ней не так? — кричу я. — Она разрушила мою чертову жизнь! — Я неконтролируемо рыдаю. Весь гнев, вся ложь, боль, сожаления выходят их моего тела, когда я сажусь и наклоняю голову, зажимая ее между колен.
Две сильные руки помогают мне поняться, и я усаживаюсь на удобные колени Роама. До моего носа доносится его запах, и на меня немедленно накатывает ощущение удовлетворения.
— Не плачь, сладкая. Мы ничего не сможем сделать, чтобы изменить прошлое, — шепчет он мне на ухо.
Я вытираю последние слезы и, проявляя себя максимально неженственной, рукавом провожу под носом. Роам берет меня на руки, поднимает с себя, встает и сажает меня на диван. Я шмыгаю еще раз, когда лишаюсь тепла его тела. А потом глубоко вздыхаю и смотрю в его уставшие, выражающие боль грустные голубые глаза. Думаю, в моих отражается то же самое.
— И что будет дальше? — интересуюсь я с любопытством.
— Нужно справиться с кучей дерьма, сладкая, — вздыхает Роам. — Больше никаких побегов, Лэйси. Пришло время побороться за то, чтобы остаться.
— Знаю, — киваю я. — Потому и планирую пустить здесь корни.