— Ты еще кто такой?
— Так банник я, — проскрипел старик, усаживаясь на лавку перед ней. — Живу я здесь.
— Ты… что? Ты все время тут? И…
Лена замолчала и покраснела, но быстро разозлилась.
— И как давно ты сюда заявился?
— Дак сколько себя помню, все здеся был.
— Чего-о-о? Бане месяца еще нет, а тебе, поди, век уже?
— Дура ты, а еще ведьма. Мы, банники, завсегда такие.
— Ты мне голову не дури! — повысила голос Лена.
— Да больно надо. А ты не ори, а то ухажер заявится, — хихикнул банник.
— И это знаешь?! Ну ты…
— А что я? Чай не слепой, не глухой, по двору ходить могу. Смешная ты…
— Смешная, значит? Есть с кем сравнивать, значит? Месячный банничек, — ядовито-сладенько пропела Лена. — Молодой, неопытный… Ну-ну.
— Уела, — ухмыльнулся банник. — Ладно, расскажу все.
История банника оказалась простой — дом его, то есть баня, конечно, была в том самом селе. Ну и спалили его по-пьяни. Потом, конечно, новый отстроили, но уж больно духу банному гореть не понравилось. Он хоть и бессмертный вроде как, но неприятно. По крайней мере, так он говорил, а по тому, как морщился и жался от воспоминаний, Лена поняла: не врет.
— Ладно, оставайся, — разрешила она. — Только чтобы не подглядывал!
— Да ты правда дура… — банник обиженно фыркнул. — Сколько мне сотен лет, я и не помню, чего я там не видел? Да и не люблю, знаешь, когда меня грязной водой окатывают.
От банника, согласившегося после вежливых просьб и задабривания «скусностями» в виде грибных пирогов откликаться на «деда Уфтя» вместо полного «Мурлатакампий Уфтяпараевич», от которого глаза Лены едва на стебельках не поднялись, она начала узнавать о волшебстве, которое ее здесь окружало.
Шишка-лакомка оказалась шишаркой, духом, который жил в разлапистой сосне у края поляны, то есть жила — Лена правильно тогда почуяла в ней «девочку». И она, оказывается, не одна такая была — за новой Хозяйкой кто только не следил: духи, точнее, не совсем духи, а их вполне себе материальные воплощения тут были на каждом шагу. Хотя Лена так и не смогла определиться — духи, а может, все-таки волшебные существа?
В березовой роще — Белые феи, похожие на полупрозрачных мотыльков с телами как у девочек-подростков, только величиной с ладонь, в ельнике — Хмарь еловая, на каждой полянке — своя поляница… И лесовики, конечно, тоже были. Говорить могли далеко не все, кстати, точнее, между собой, наверное, как-то разбирались, но Лена скрипение, плеск и щебет — у кого что — понять не могла.
Даже ручей возле бани оказался не просто ручей — у него тоже был дух, и спасибо деду Уфте, вовремя предупредил, что тот «зело капризный и обидчивый».
Когда Лена увидела, как тот маленьким камуфляжной расцветки крокодильчиком вылезает из небольшой заводи, которую демон выкопал, чтобы было удобней брать воду для бани, то едва не расхохоталась. Но когда тот в знак приветствия клацнул зубами, поняла, как же мудро они поступили тогда с тем, чтоб сделать слив бани в противоположную от ручья сторону. И вообще…
Дух ручья изо всех оказался самым вредным — то илом швырялся, то скользкие камни под ноги подкатывал, короче, подходить к ручью для нее почти всегда означало вымокнуть или заляпаться, а чаще и то и другое. Позже банник прознал, что Лена случайно наступила на камуфляжный хвост — ну так поди заметь его в траве, растущей среди гальки! «Задабривать надо», — посоветовал он. Лена послушалась, но никакие «скусности» не помогли.
Ручьевик кое-как принял ее только после того, как та сложила выше по течению, в лесу, несколько каменных горок с водопадиками и посадила вдоль русла пять куртин желтых ирисов, взятых у реки, что текла мимо села. Те вовсю цвели, так что время было не для пересадки, но… «ведьма ты али не ведьма», — спросила Лена саму себя, порылась в записях предшественницы и какое-то заклинание под названием «Вырост» нашла. Ну и… наросло так, что берега ручейка едва не скрылись под густой, но нарядной порослью. Крокодильчику желтые цветки понравились, и он наконец сменил гнев на милость.
Дел было по горло. Укрощение метлы из них оказалось самым простым — Лена просто повела себя с ней как с капризным клиентом: рыкнула, стребовала службу, а потом «провела техобслуживание» — протерла и отполировала метловище, прутья расправила да перебрала — тем дело и сладилось. Полеты стали не только способом всюду успевать, но и немалой отдушиной. Она и сама представляла, как это выглядело со стороны — старушенция на метле с молодецким «И-й-йех-ма!» перед домом делает крутой разворот и, паруся юбками, резко тормозит возле дома. Но не перестала — должны же, в конце концов, у нее быть хоть какие-то удовольствия? Увидит кто? Их проблемы.
Удовольствия… кроме снов, пожалуй, и не было ничего… никого. Ей не раз хотелось воскликнуть, мол, пропади они пропадом, но как тут работают ее восклицания, Лена была в курсе и… не могла с ними расстаться, хоть все было точно как в том анекдоте:
— Вас мучают эротические сны?
— Да вы что, я ими наслаждаюсь…
«И скучаю, скучаю по этому рогатому гаду!» — хотелось добавить, но она держалась, не проговаривая это даже мысленно. Демона явно не хватало, и не только потому, что Лена выяснила, насколько большой была его помощь.
А тут еще банник ее личной жизнью озаботился. Дед Уфтя решил считать ее своей подопечной ведьмой. Ну и кто такая Лена была, чтобы спорить? В конце концов, кто здесь бессмертное существо? Правда, вопросы у нее оставались, например, о том, с какого времени бессмертное, с первой бани в этом мире или как. Но она мудро держала их при себе.
— Дедок-то, Тит твой, хорошим человеком кажется, не демоном каким, — деда Уфтя не в первый раз «закидывал удочку» насчет Лениного семейного положения.
— Да ты посмотри на него!
— А что, старик крепкий, вон дров сколько заготовил, да сложил аккуратненько.
— А я? Я ж страшнее атомной войны!
— Ты, голуба, давно на себя в зеркало смотрела?
— Да век бы не видеть! — Лена едва сдерживала слезы.
— А зря ты это, зря. Да вот хоть на руки посмотри, да повнимательнее!
Лена озадачилась и поднесла руки к лицу. А… и правда. Вроде кожа стала уже не такой сухой, трещины не появляются больше. И пигментные пятна частично ушли — или ей это кажется?
— Значит, зелье все-таки работает?
— Так-таки и быть должно!
— А… почему так медленно? — Лена уже успела рассмотреть себя, увиденное порадовало, но до того, чего ей хотелось бы, дорога казалась еще слишком далека.
— Да потому что ты сама себе верить не хочешь! Ни себе, ни зелью своему, ни рецепту ведьмы старой!
*
— Мама… — прошептала Лена и скрючилась от боли.
Низ живота сжал до боли знакомый спазм, и она скорчилась, подтягивая ноги к животу.
«Что с тобой? — внутренний голос был тут как тут. — Помирать собралась, что ли?»
— Мг-м-м, — прошипела она, скрючившись вновь. — Не дождетесь!
Лена с трудом поднялась с лежанки и обулась. Встав, она взглянула на постель и ахнула, ведь последнее, что она ожидала увидеть, была ее кровь.
— Этого быть не может, — прошептала она, стягивая простынь. — Неужели? Неужели правда?
Как там говорят в рекламе? «У вас эти дни?» Лена не могла поверить, но совет банника и устроенный ею самой для себя аутотренинг оказались успешны! Спешно закатав рукава, она вытянула перед собой руки и уставилась на них, словно увидела впервые: кожа почти совсем выровнялась, словно у молодой женщины, ну или хотя бы зрелой. Хотя почему «словно»? Она всеми силами избегала смотреть на свое новое старое тело, зеркала были под запретом, одевалась и мылась не глядя…
А ведь сколько уже времени прошло? Да больше месяца! Как она радовалась, когда нашла в записях ведьмы один рецепт, обещавший молодость, как с трудом, но смогла изготовить его и принимала теперь каждый вечер перед сном. Банник первым заметил, а она не только ему — собственным глазам не поверила. Но решила попробовать заставить себя это сделать.