Это был единственный такой ее рывок. Сумевшей, каким-то образом еще сохранить свои последние уходящие безвозвратно жизненные силы и сделать это. Возможно, это я, разогревая ее таким вот образом, сам слабея и чуть не теряя сознание, смог сделать это.
Джейн перевернулась в последнем своем рывке, и на ощупь смогла перехватиться за леерное ограждение правой в ссадинах и синяках загоревшей до черноты, как и все ее тело, голой рукой. Положив на меня свое девичье молодое раненое тело. Уткнувшись, торчащими сквозь мокрый тонкий цветной полосатый лифчик купальника груди сосками в мою мужскую грудь.
Она, подняла с трудом надо мной свою чернявую с растрепанными мокрыми, перепутанными сосульками волосами миленькую девичью головку. Накрыв свисающими длинными своими мокрыми и слипшимися, вьющимися, словно черные морские змеи в морской холодной штормовой воде волосами мне все мое лицо.
Опустила свою искалеченную и отекшую в синяках девичью головку к моему мокрому в воде лицу. Уткнувшись миленьким маленьким своим Джейн носиком мне в правую щеку.
И, снова впилась как пиявка своими обескровленными немеющими уже бесцветными, как и у меня, губами в мои мокрые от соленой штормовой воды губы. Обняв из последних сил, левой, мокрой голой рукой меня за мою шею. Обвив бесчувственной уже рукой вокруг воротника моего гидрокостюма. И прижав мою голову к ее запястью. Холодному как лед голой малоподвижной и слабой девичьей руки.
Вцепившись, словно в порыве последней страстной любви. В мои на голове сжатыми в мертвой хватке любовницы ее пальчиками мокрые русые выгоревшие на солнце волосы. И прижимая мою голову к своему девичьему лицу. Не отпуская уже меня. Прижавшись всем своим истерзанным, в истерзанном гидрокостюме девичьим телом к телу своего тоже умирающего в Тихом океане любовника. Словно, снова защищая меня. Защищая от безумной неуправляемой и все пожирающей штормовой стихии. Закрыв свои черные, как беззвездная темная ночь красивые, полные преданной неразделенной любви и печали глаза. Она, только шептала, мне тогда, оторвавшись от поцелуя — Любимый, любимый.
Джейн, уронила свою мокрую от воды в слипшихся и перепутанных длинных черных как смоль вьющихся змеями волосах головку мне на плечо и уже не в силах больше подняться.
Джейн умирала. И я ничем ей не мог помочь.
Она, прижалась ко мне своими избитыми в кровь молодыми моей любовницы, леденеющими губками. Накрыв волосами меня словно черным зонтиком. Прижавшись своей щекой к моей небритой мужской щеке девичьим лицом. Ее мокрые черные волосы укрыли просто наши лица, и они словно срослись воедино в тесном любовном объятии друг к другу.
Я до сих пор помню, как они прилипли мокрые в ручьях текущей холодной как лед воды, к моему мужскому лицу. Накрыв всю голову. И я, видел, теперь только Джейн ее черные как бушующая эта кошмарная океанская ночь глаза. Снова открытые, и смотрящие на меня. Прямо в упор. Смотрящие в мои синие, такие же полные страданий и тоски глаза.
Я и сейчас, помню эти ее черные цыганские гипнотические двадцатидевятилетней американки глаза, смотрящие в мои глаза русского тридцатилетнего моряка, неотрывно и, почти не моргая. Ловящие, моих глаз малейшее движение. Эти ее черные как бездна океана глаза. Еще живые и измученные, и смотрящие в мои такие же глаза.
Она смотрела в то, что безумно сейчас любила. И, прощалась со мной, истекая кровью. И, не говоря практически ни слова.
Помню ее губы, слившиеся последний раз с моими, в том последнем поцелуе.
Наши мокрые лица и головы соединились в тесном объятии, прижавшись щеками, друг к другу. И, казалось, мир замкнулся и соединился в этом посмертном последнем соприкосновение двоих гибнущих в неистовой стихии влюбленных.
Я действительно уже не ощущал удара волн и бушующей океанской стихии, словно отгороженный от всего этого какой-то защитной стеной. Стеной, которую создала моя умирающая на моей груди моя красавица любовница Джейн. Возможно, от обилия потерянной крови, я и сам уже уходил вместе с ней в мир иной. Или тонул вместе с нашей Арабеллой, погружаясь в бездонный глубины Тихого океана.
Так или иначе, но я не ощущал ничего больше. И, только чувствовал прижавшуюся ко мне под черными, прилипшими к моей голове Джейн мокрыми в ручейках воды, извивающимися локонами как змеи волосами девичьей головы ее миленькую холодную щечку. И не чувствовал уже больше ничего, кроме этого.