Погода в тот день выдалась солнечной, даже жаркой. Уже выйдя из здания парламента, Баклажанов и Гантелли стали ждать остальных. Симоне закурил и задумался. Недалеко от входа в парламент Борух вдруг увидел припаркованный красивый спортивный автомобиль, который не видел даже в журналах.
– Что это за машина? – спросил Борух у Симоне.
– Это «Ламборджини Диаболо», – ответил тот, затянувшись.
– Дорогая, наверное? – не унимался Баклажанов, продолжая буравить машину глазами.
– Недешевая, – лениво ответил Симоне, выпустив очередной клуб дыма.
– Вот ты куришь, Гантелли, а не курил бы ты – смог бы такую же купить, – как-то академично сказал Борух Симоне, который думал о чем-то своем.
Тем временем из здания парламента вышел харизматичный брюнет. Это был невысокого роста мужчина с ослепительной улыбкой. Он не был красавцем, но обладал чем-то притягательным, чего Баклажанов тогда понять не мог. «Явно женщинам нравится», – подумал тогда Борух.
Брюнет подошел к ним.
– Привет, Симоне, – сказал он, протягивая тому руку, – как дела?
– Да вот, только экскурсия закончилась, автобус ждем, – ответил Гантелли, протянув руку в ответ.
– Кто это с тобой? – спросил мужчина, глядя на Боруха и, в свою очередь, протягивая руку ему.
– Я Борух Баклажанов! – сказал тот, ответив на рукопожатие.
Что-то было магнетически дьявольским в рукопожатии того брюнета, как и он сам. Он весь излучал артистизм, что невероятно манило и что Баклажанов часто вспоминал.
– Как дела, Борух? Понравилась экскурсия? – спросил он.
– На уровне, – ответил Баклажанов.
– Ну ладно, ребята, мне пора, – сказал брюнет и закурил.
Затем он подошел к той самой машине и, сев в нее, со зверским рыком скрылся за поворотом. Тут уже задумался Баклажанов и обдумывал это долгие годы спустя. Что было в том человеке такого, чего были лишены многие другие? Что это было? Это было «что-то», не поддающееся никакой логике и общепринятым законам, то, чего нельзя объяснить. Люди, обладающие этим магическим «что-то» и являются лидерами, способными двинуть локомотив вперед, и задача умных разглядеть этих «двинутых» и беречь их, ибо лишь они способны дать тот толчок и вывести все из статики в движение.
Баклажанов с Гантелли сели в подъехавший автобус, и экскурсия продолжилась. Они поехали дальше по улицам и проспектам. За 8 дней визита школьники успели побывать и в пригородах Рима, и во Флоренции. Была экскурсия и в Ватикан, но там уже Баклажанов никого не встретил.
Что касается условий жилищных, то Боруху выделили целый этаж дома с огромным балконом, куда он любил выходить, любуясь окрестностями и потягивая в ту пору неизвестный ему сладкий газированный прохладительный напиток, употребив его в итоге столько, что уже более никогда не употреблял. Да, и у него был личный санузел, разрешения посетить который он ни у кого не спрашивал. Он любил поваляться на диване в халате с видом османского падишаха, переключая телеканалы и часто смотря матчи итальянской серии «А» и ее финал 90-го года. Ему немного не хватило времени, чтобы посмотреть открытие и первые матчи чемпионата мира, ибо в это время он уже был на родине.
Пришло время отъезда и время подарков. Боже, что это были за подарки! Это был двухкассетный магнитофон с набором аудиозаписей, среди которых были и альбомы полюбившейся ему впоследствии группы “Dire Straits”. Подобный магнитофон в ту пору был только у председателя Ленинградского горисполкома. Одному учащемуся подарили даже некий видеомагнитофон, но он был, как шепнули позже Баклажанову, лишь у кого-то в Кремле. Вишней на торте были кроссовки известной заокеанской фирмы, которые по тем временам в тревожных ленинградских районах отпиливали вместе с ногами. Ходили слухи, что на подкупе такими кроссовками был взят с поличным один из сотрудников Внешней разведки, но правда это была или нет, Баклажанов выяснить не мог по понятным причинам.
Борух принимал подарки с достоинством, пытаясь не уронить лица советского школьника и изо всех сил давя в себе алчность, которая в тот момент так и лезла наружу. Апогеем этого аттракциона неслыханной щедрости с итальянской стороны явилась бейсбольная кепка. Баклажанов хранил ее долгие годы, надевая лишь куда-то по случаю. Эта кепка в дальнейшем была старше многих женщин, с которыми он встречался, но, надевая ее, он вновь переносился туда, в то интересное и наполненное событиями время. Она была для него как тот культовый тертый портфель для Жванецкого, полный его мыслей и рукописей, которыми он влюбил в себя не одно поколение. Та кепка сохраняла Боруху озорство юности и заставляла улыбаться. Надо сказать, что и у его отца был один предмет, с которым он почти никогда не расставался. Буквально пару слов о нем для истории.