Теснимому и все более подчиняемому у себя на родине со стороны могущественных соседей, маленькому народу оставалась только одна единственная дорога для распространения. Он использовал ее настолько энергично, что израильское население заграницей стало в конце концов многочисленнее, чем у себя на родине»[32].
– Но почему было все-таки не остаться и не отстаивать себя в сражениях? – спросил Баклажанов.
– Видишь ли, штука какая, – вкрадчиво начал Борух с тем же акцентом, словно хотел ответить «за них», – это та же 11-ая стратагема древнекитайского трактата. Отступить и наступить. Просто она растянута во времени. Мы еще вернемся туда и создадим там свое государство. Нефти там отродясь не было, земли не шибко плодородные, да и телосложения мы, мягко говоря, не «аграрного». Верно ведь, Карл?!
– Не «аграрного» ни разу, писал же! – согласился тот.
– Ну вот, считай, что мы в командировке затяжной просто. Поглядим, чем мир дышит – одна нога здесь, другая там, – продолжил Борух. – Мы мыслим себя в вечности, и каждый из нас лишь песчинка на бесконечной дороге. «Я бы взял частями, но мне нужно сразу»[33] – это не про нас. Русский же будет лежать на печи, раз в сто лет встанет, возьмет ружье, сядет на коня и всему миру по соплям раздаст, а потом на печь обратно, памятью о победах жить. И пойди пойми, что правильнее?!
– Смотрю, вам скучно не бывает – в тонусе друг друга держите, – сказал Каутский, с интересом наблюдая со стороны за их диалогом. – Ну, так вот. Гонимые с родных земель, евреи расселялись в других странах, ассимилируясь с местным людом. Не имея на тот момент общности территории и языка, они, тем не менее, не утратили единения и традиций, всеми силами держась друг друга и живя общинами.
– Ха-ха, это как в бытность свою случай был, – сказал Баклажанов, словно обращаясь к обоим. – Заехали мы тут у нас как-то с Борухом к своим партнерам вьетнамским в их национальный ресторан о делах поговорить. Посетителей тогда было много, и публика была весьма многолика, но в основном вьетнамцы одни. Совершенно незнакомые между собой люди приходили и уходили, неизменно общаясь друг с другом на своем языке, что мы на миг почувствовали себя в одной из забегаловок старого Сайгона. Это создавало незримое ощущение чего-то единого, как тот веник, который нельзя было сломать целиком. Этому сложно было подобрать название, но оно буквально вертелось на языке, и мы, щелкая пальцами, пытались вспомнить слово!
– Не мы, а ты, это, во-первых, – усмехнулся Борух. – Во-вторых, веник тот, как показала история, сломать так и не удалось. А в-третьих, это называлось и называется «землячество». Тебе тогда еще вьетнамец подсказал. Тебе, филологу по жизни!
– Умничать будешь – не поленюсь, на коня сейчас сяду и ружье возьму, – бросил с улыбкой Баклажанов.
– «Гештальт»[34] свой, граждане, прикройте на время, а то аж поддувает, – с явно вновь закипающим разумом прикрикнул Каутский, взывая к порядку, после чего продолжил. – Про землячество верно вспомнили, но едва ли не сильнее их объединяла религия. Синагоги строились по всему миру по одному образу и подобию, чтобы каждый пришедший, местный он или прибывший издалека, чувствовал себя как дома, а домой всегда должно тянуть. Дома собраний служили не только для личных бесед с Создателем, но и для тесного общения людей, укрепляя их единство в праздниках и традициях. Покидая родные земли и растекаясь по миру, евреи оседали исключительно в городах, ибо для тяжелой сельской жизни были малопригодны. Эта их «урбанистичность» во многом обусловливала и род занятий. Все они были по большей части городского окраса и нагрузок весьма умеренных.
– Короче, физики поменьше! – вкрутил Баклажанов.
– Можно и так сказать. Физики поменьше, а чего-то поболее. В общем, «от забора до обеда» не копали. Они были башмачниками, музыкантами, медиками, юристами, ростовщиками, торговцами, а впоследствии и финансистами.
32
«Еврейство и раса. Статьи по вопросам национальности», автор К. Каутский, изд. «Книжный дом «Либроком», 2012 г.
34
От нем. Gestalt – в данном случае «целостный образ» Термин из области психологии (гештальт-терапия).