Битва была жаркой, но Мужчина победил и победил по праву, сделав почти невозможное.
– Почему «почти»? – спросите вы.
– Потому что «невозможного» нет!
Но не так тяжело победить, как потом удержать эту победу. Переиграв Женщину, Мужчина сделал лишь первый шаг, вступив на территорию, где все принадлежало «Клубу». Подобно новичку в классе, он двигался постепенно, осваиваясь с новым окружением и набивая тумаки и шишки, но даже не думал останавливаться.
Что-то необъяснимое двигало его вперед, придавая все больше сил. Это «что-то» лишало его сна и выжирало изнутри, словно желудочный сок пустой без еды желудок. Это та самая завышенная самооценка, которая сгубила Печорина, не сумевшего с ней совладать, потому как во многих из нас сидит «Наполеон», но не каждый способен его предъявить. Она дана не многим и обладание ею сродни ношению ботинок на размер меньше в вечном поиске подходящих. Это жажда постоянного раскачивания собственного «эго», покорения все новых и новых высот и движения в пугающую неизвестность, движения, не терпящего остановок, как езда на велосипеде, которую так любил Эйнштейн, ибо ты остановился – ты упал.
Мужчина находился в постоянном поиске вектора, поскольку остановка для таких людей подобна смерти. Находя очередной, его самооценка словно превращалась в турбину. Чем тяжелее ему было, тем турбина срабатывала агрессивнее, и горе тем, кто стоял у него на пути.
– Я дал тебе свою фамилию, – сказал как-то в детстве ему отец, – будь любезен не посрамить ее.
– Приложу все усилия, – ответил тогда он, не совсем понимая смысл сказанного.
– Скорее, она сама не оставит тебе иного выбора. Но учти, она дает лишь иллюзию неуязвимости, она скользка и коварна, как та дама!
– Что за дама, отец? – спросил он, начиная теряться.
– «Пиковая», да и не все в карты играют. Так что будь начеку!
Любой человек уникален, но лишь тогда, когда он выходит из толпы и, подходя к зеркалу, бросает вызов собственному отражению. Мужчина поступал так каждый раз, проверяя себя на прочность, и, возвращаясь к зеркалу время спустя, он смотрел на себя и говорил: «И это я могу!». Он упивался личностным превосходством, превосходством в первую очередь над собой вчерашним. Это присуще лидерам и рождает все то же состязание первого и второго, второго и третьего, подтягивая за собой весь пелотон. Мужчина обладал феноменальной силой чувства, видя себя на годы вперед, и, дорабатывая все силой мысли, воплощал задуманное волей и действием в жизнь.
Что же он хотел от этой жизни, и была ли у него мечта? С ранней юности он был напорист и стремился к доминанте во всем. Уже тогда он начал отстаивать свое «Я» и данную отцом фамилию. Тот для него был авторитетом, и Мужчина всеми силами пытался его превзойти. Цели, которые он перед собой ставил, были достижимы с трудом, а задачи выполнимы едва ли, но это лишь раззадоривало его, окатывая злостью. Он рвался вперед всеми фибрами души, как боевой питбуль, и тем слаще были победы, а самооценка взлетала до небес, требуя уже сверхзадач. Все, чего он касался, должно было быть самым лучшим. Женщины, окружавшие его, обязаны были быть самыми красивыми, а здания самыми высокими, и только горы угнетали его, ибо были недосягаемы. Он обожал и боготворил свое «эго» и ничего для него не жалел.
Был ли он счастлив? Думается, да. Счастлив он был в пути, созидая и преодолевая, но мерилом итога для него всегда были деньги, хотя как таковые давно уже мало интересовали его. Они являлись лишь цифрами, но были у него в крови, ибо бывших дельцов не бывает. Им он был по сути, каждый раз пытаясь выжать максимум из любой сделки. Мужчина шел напролом, круша стены и даже не пытаясь искать в них дверей. Он был бульдозером, а надо было пускаться в дрифт; он играл в гольф, а нужен был слалом, в чем иные были сильнее. Он действовал так, как позволяли обстоятельства и время, которые куют решения, но то ли уже было время? Одной деловой хватки было мало – нужен был уже некий симбиоз, которым вполне обладали советские «цеховики». Прибыль не была для них светом в окне, ибо ради выживания они вынуждены были действовать на разных фронтах, отступая и наступая и раскачивая все тот же маятник. Они были как пилоты спортбайков, несущиеся по межрядью или лавирующие в потоке, беспрерывно играя ручкой газа, словно в постоянном поиске компромисса, и давали максимальные обороты, лишь выйдя на оперативный простор.
Со временем он и сам перестал замечать, как из «ипэшника» превращался в назначенного директора, играя в гольф уже клюшками, которые ему подавали. Хотел ли он обратить свое «эго» во благо, было известно лишь ему одному, но быть орудием в чьих-то руках он не привык. Это была очередная, едва ли не самая тяжелая битва в его жизни – противостояние «Клубу 300», который двигал вперед свои дела.