Выбрать главу

Хочу проситься работать на просеку, может, лучше там, больше доверия и внимания, да и вам на дорогу для свиданки заработаю, так мне хочется повидаться с вами.

Как же дико я любил Алиску Васильчук! Мама, все чаще вспоминаю твои последние слова, когда я доски завозил, ты мне вслед выкрикнула, видно, материнским сердцем чуяла беду:

— Мелентий! Не наделай дурного!

А я отмахнулся и пошел своим роковым путем. Ничего, мама, бывает, что толковые парни теряют головы из-за пьянки и женщин, а я бестолочь — пил-то запоем. Здесь многие осужденные учатся заново жить, не все выходят на свободу блатными да кончеными. Эвон сколько у меня тысяч и тысячей трезвых дней и ночей впереди, чтобы образумиться.

«Орлам случается и ниже кур спускаться, Но курам никогда до облак не подняться», — писал басенный дед Крылов.

Мама, щенка Босю тоже сфотайте с Аленушкою, когда они играются, ласкаются. Хочется на славную Боську поглядеть. Хоть щенка я погладил бы, поласкал, да нет его у нас.

Крепко целую вас всех. Ваш Мелентий

Письмо 6

Здравствуйте, дорогие мама, Аленушка, Владимир, Юрий и Василий!

Сегодня 26 сентября 1979 года пришел с работы и получил долгожданное письмо. Большое спасибо. Конверт с краскою еще не получил, может, в оперчасть вызовут. В посылку положите еще перцу.

Мама, смотри, не пиши ничего лишнего в письмах, советуйся с Владимиром. Мама, из предыдущей посылки я получил сало, смалец и крем для обуви, а что-то бросили на пол, не уследил. Что же это было? Оно уплыло. Хоть часок хочется побывать в кругу семьи.

В сентябре наша бригада сдала дом для начальства тюрьмы, в угоду им соорудили, постарались, комиссия хвалит, может, чем поощрят нас?

Зарядил холодный дождь, хлещет по ребрам, течет по копчику. Разыгралась грязь по уши, скорей бы мороз ударил.

Обещали же выслать Аленушку с Босею на коленках, а что-то фото не шлете. Может, наконец, ко Дню рожденья получу???

Боюсь, что письмо промокнет и расплывется до точек и запятых от проклятого дождя.

Мелентий

Письмо 7

Здравствуйте, мои дорогие мама, Аленушка, Василий и братья!

Здравствуй, ну и Стелла, если есть!

Сегодня 7 октября 1979 года, понедельник. Мне исполнилось 26 лет. Получил от вас богатый урожай писем и поздравлений, но как мне тревожно на душе! Да, я ждал, что напишете: «Все хорошо, выслали». Но мне не видать, как своих ушей, то, что ждал так долго. Я понимаю, какие надежды вы возлагаете на авиа, но поймите же, что вы живете в цивилизованной республике, а я сижу в зоне усиленного режима на Севере, и самолеты только пролетают над болотными трясинами, а садится только мошкара, которая царствует в воздухе. От Печоры до нас почта может ползти черепахою почти месяц. Скорее Жар-птица прилетит в тюрьму, чем самолет с посылками для зэков. Так что я вашу авиа посылку получу к 7 ноябрю.

А сейчас постараюсь объяснить вам со Стеллою о самом главном, это о нашем будущем, хотя невозможно все объяснить на бумаге.

Мама, родная, понимаю, что несчастному сыну желаешь только добра и счастья, но почему вы сразу решили, что соглашусь без раздумий и сомнений сойтись со Стеллою, простить все ее бурные похождения? А ведь неизвестно, чем она дышит сейчас?

Дорогая мама и Стелла, вы обе прекрасно знаете мой строптивый характер, мою безмерную ревность, которую невозможно подавить ничем, разве что оскопить? За что я должен преклоняться перед Стеллою? Да что мне терять, кроме своих ржавых цепей? Но я хочу жить и потому готов простить все разнообразные похождения своего бывшего «сояремника», сбросившего шершавый хомут с нежной шеи в серо-буро-малиновых засосах. Гозов простить с единственным условием, что этого никогда более не повторится в жизни и чтобы она жила только у тебя, мама, только у одной тебя, чтобы не было лишних базаров по селу, а ведь святую женщину трудно оклеветать, а узнать я все равно узнаю по любому каналу, и страшно будет, если она после новых измен надумает приехать ко мне на свиданку. Если она не уверена в себе, пусть не боится, не стыдится и напишет мне искренне, честно всю исповедь своего сердца. А то, что вы ждете от меня согласия-совета о том, чтобы она приехала в Чикшино или Печору, — об этом не может быть речи, я на это никогда не соглашусь. Зачем сеять пустые зерна по земле? Как я ждал ее на свиданку еще раз, когда сидел рядом с нею, в Харьковской тюрьме, которая по сравнению с северными настоящий рай! И как жутко смертельно я задыхался в раю Харьковской тюрьмы и тайно надеялся и ждал Петровну, как свою законную жену и мать моих детей. Она, разбросав детей по бабушкам, развязав руки, предалась одним наслажденьям до тех пор, пока не принудили лечь с заразою в больницу. А кому я изменял? Я не изменял ни Стелле Петровне, ни Алисе Алексеевне, ни самому себе… и погряз по уши в разврате, что пришлось вырваться оттуда в тюрьму! Могу ли после всего этого легкомысленно верить женщинам? Дождется ли Стелла этого письма? Спрашиваю самого себя: что же буду делать, когда подойдет выход на поселение?

Здесь на поселении в основном живут холостяки, разведенные, брошенные, никому не нужные, частенько пьют, дерутся, хулиганят. А женатых, к которым вернулись жены, отправляют в какой-нибудь поселок на место жительства. Многие после освобождения так и остаются жить на Севере. Ведь Север не только суров морозами и мошкарою, но богат зверьем, птицами, рыбою, ягодами, грибами. Есть где работать и зарабатывать деньги на лоне природы. Случается, что бывшие зэки зарабатывают деньги и покупают машины. Вот я и думал, когда доживу до поселения, а до него осталось два года, я возьму развод со Стеллою и распишусь с какою-нибудь женщиной, которая меня поймет и простит, чтобы — не дай бог! — вернуться в зону.

Мама милая, если Стелла действительно хочет серьезно заново лепить разрушенный очаг, то буду рад и даю честное мужское слово, что отныне не обижу ее ничем. Ты ради Иисуса Христа не темни, не мути воду у Стеллы на поводу, а пиши мне чистую правду! Ты помнишь, как она меня с ходу оженила в свои восемнадцать лет, склонив тебя ласкою на свою сторону, а сейчас Стелла все село обведет вокруг пальца, если захочет, учти. Я согласен, чтобы Стелла жила у тебя до весны, до лета, если из-за нее не развратится поселок. Пишу, конечно, грубо, но искренне. Пусть Петровна бессонными ночами все обдумает, что я понаписал сегодня, а если не согласи на со мною, пусть дергает на все десять сторон света. Она думает, если я — преступник, то должен всем все на свете простить и прощать бесконечно… Ничего подобного! Отныне ни одной бабе не дам из меня вить веревки, запутывать узлы, которые развязываются ударом ножа или другим кухонным оружием.

Прости, мама, за взвинченное письмо, но оно вылилось из глубины сердца в день рожденья.

Твой сын Мелентий

Вкрапление

МОТИВЫ ВОЛКОВ

Как смертельно скулят волки! Словно сердца их вылетают из пасти и синими ядрами с воем летят на Луну.

Автор С. Г.

АЛЬФРЕД ДЕ ВИНЬИ

1. СМЕРТЬ ВОЛКА

1 Как над пожарищем клубится дым летучий, Над раскаленною луною плыли тучи. Мы просекою шли. Недвижно мрачный лес, Чернея, достигал верхушками небес. Мы шли внимательно — и вдруг у старой ели Глубокие следы когтей мы разглядели; Переглянулись все, все затаили дух, И все, остановясь, мы навострили слух. Все замерло кругом. Деревья не дышали; Лишь с замка старого, из непроглядной дали, Звук резкий флюгера к нам ветер доносил, Но, не спускаясь вниз, листвой не шелестил,— И дубы дольние, как будто бы локтями На скалы опершись, дремали перед нами. На свежие следы пошел один из нас — Охотник опытный: слух чуткий, верный глаз Не изменял ему, когда он шел на зверя,— И ждали молча мы, в его уменье веря. К земле нагнулся он, потом на землю лег, Смотрел внимательно и вдаль и поперек, Встал и, значительно качая головою, Нам объявил, что здесь мы видим пред собою След малых двух волчат и двух волков больших. Мы взялись за ножи, стараясь ловко их Скрывать с блестящими стволами наших ружей, И тихо двинулись. Как вдруг, в минуту ту же, Ступая медленно, цепляясь за сучки, Уж мы заметили — как будто огоньки — Сверканье волчьих глаз. Мы дальше все стремились, И вот передние из нас остановились.
За нами стали все. Уж ясно видел взгляд Перед волчицею резвившихся волчат, И прыгали они, как псы с их громким лаем, Когда, придя домой, мы лаской их встречаем; Но шуму не было: враг-человек зверям Повсюду грезится, как призрак смерти нам. Их мать красиво так лежала перед ними, Как изваяние волчицы, славной в Риме, Вскормившей молоком живительным своим Младенцев, призванных построить вечный Рим. Спокойно волк стоял. Вдруг, с молнией во взгляде, Взглянув кругом себя, поняв, что он в засаде, Что некуда бежать, что он со всех сторон Людьми с рабами их борзыми окружен. Он к своре бросился и, землю взрыв когтями, С минуту поискал, кто злее между псами… Мы только видели, как белые клыки Сверкнули, с жертвою, попавшею в тиски. Казалось, не было такой могучей власти, Чтоб он разжал клыки огнем дышащей пасти: Когда внутри его скрещался нож об нож, Мы замечали в нем минутную лишь дрожь; Одна вслед за другой в него влетая, пули В тот только миг его значительно шатнули, Когда, задавленный, из челюстей стальных, Свалился наземь пес в конвульсиях немых.