Выбрать главу

Алтан Гэрэл! Мужайтесь и не презирайте меня заочно. Рожден ли я был убийцею? Об этом много передумал. Слышал, что одни рождаются убийцами генетически… Мать говорила, когда я еще в зыбке качался, кричал страшно и кусал пальцы и мне, подростку, предрекала, что вырасту бедокуром, счастья не увижу.

— Ну и пусть проживу бедокуром, — огрызался я, смутно угадывая под счастьем нечто исключительное, недоступное всем, как золотая медаль, лотерейный выигрыш или Василиса Прекрасная.

И будто я вчера убил человека — буквы моего письма дрожат, вибрируют, нервно подпрыгивают и сжимаются в бисеринки вместе с сердцем. «Не перо пишет, не чернильница — пишет горюча слеза». Как будто вновь сижу у следователя и впереди неизвестный приговор. Но как хочется верить, что нет и не может быть у сердца заочного суда.

Мелентий

Письмо 26

Засуха писем

Далекая Алтан Гэрэл, здравствуйте!

Сегодня 6 июля 1980 года, воскресенье, вот уже полмесяца ни от кого ни слова. Наш постоянный цензор ушла в отпуск, а письма теперь переданы в другие руки, и никто не спешит, не бежит их проверять и раздавать — устроили нам засуху писем. Я каждый день с тревогой жду вечера, всевозможных писем. Но не видать ни зги, позабыт-позаброшен, никому на свете не нужен. Где томятся и задыхаются от немоты наши бедные письма? Их, наверно, накопилось полный кузов грузовой машины, ими завален чей-то кабинет до потолка.

А нам в тюрьме запрещается вести Дневники. Все наше богатство — это письма, письма, ими дышишь и живешь.

Когда же теперь получу от Вас ответ? Неизвестно. Может, Вы раздумали переписываться со мной? Ответьте хоть словом.

Посылаю Вам стихи:

АЛЬБЕРТ АЗИЗОВ

ДЖОРДАНО БРУНО

Вели меня. Мне вслед плевали люди. От сумерек, От сумрачности глаз Я защищался, Я кричал: — Не плюйте, Плюете вы, а завтра плюнут в вас.— Я им кричал… Но рот забили кляпом, Запястья затянули бечевой. Я им кричал, А может быть, и плакал. Истерзанный, Я был еще живой. Я был не пыткой, а презреньем сломлен, Сколь ни смотрел — не узнавал людей, Тюремная запуталась солома В моей, отросшей за год, бороде, Ну вот и пламя! Я парю, как птица, На красных крыльях Выше всех церквей… Я вижу снова, да, Она вертится, И людям надо устоять на ней.

Чтобы устоять среди засухи писем в переписке с Вами, Алтан Гэрэл, посылаю Вам великого Джордано Бруно.

Мелентий

Письмо 27

Иванка купается в афоризмах

Здравствуйте, добрая Алтан Гэрэл!

Сегодня 13 июля 1980 года, воскресенье, в пятницу вечером получил от Вас значительное письмо, за что искренне радуюсь и благодарю Вас. Вы мне прислали пожизненный список шедевров мировой литературы, может, до конца дней своих не прочту всего. В библиотеке нашей мыши дохнут с голоду. Постоянно ищу Иванку, нашего библиотекаря, чтобы застать его в библиотеке. Он молдаванин, по профессии был фельдшером, но шмякнул головою об пол своего ребенка. Не хотел он иметь детей? Или не хотел платить алименты? В каком состоянии убил ребенка? Я этого не знаю, но его у нас в зоне ненавидят. Иван Чумордан боится осужденных, чересчур он старается угодить начальству, недавно он меня не пустил в библиотеку — отбирал книги для начальника колонии. То он в кино сидит, то на лекции, пишет, рисует плакаты, занимается оформлением зоны, по сравнению с нами умный и начитанный человек. Но самое смешное, изюминка Иванки — это то, что он собирает в толстые тетради чужие мысли, копит цитаты. Вот такое у него благородное занятие, наш библиотекарь купается в афоризмах, как семга в Печоре, за что его хвалит замполит. И правильно. Голова у Ивана Чумор-дана крупная, самая крупная голова в зоне, неизвестно только — сколько тысяч афоризмов можно начинить в башку за десять лет? Ему тридцать лет, через пять лет выйдет Ивапка с томами афоризмов на поселение колонии и откроет там кафедру мудрости, будет зазывать женщин раскрасивыми посланиями на удочку. Мил человек Иванка, это его так ласково прозвали в его родной деревне в Молдавии, думали — человеком станет. Кто знает, кем он станет со своими афоризмами?

Как читатель, теперь я зависим от Иванки, обещал он откладывать нужные книги. Прочитал Гоголя «Шинель», «Нос», «Портрет». Боже мой! Умер человек из-за шинели несчастной и чертом стал, что ли? А нам государство выдает всем новые ватные телогрейки, и никому не понять позорных унижений Акакия Акакиевича из-за шинели. Таковы мы, зэки, привыкли ко всему готовому под конвоем.

В харьковской колонии библиотека была приличная, не такая убогая, как наша. Там я прочитал Алексея Толстого, добрался до «Гиперболоида инженера Гарина», но не успел прочитать, привезли нас, 77 преступников — уголовников, насильников, тех, кто «пострашнее», на Север, чтобы летом нами кормить комаров, а зимою отмораживать по частицам конечности.

Алтан Гэрэл! Не бойтесь, уверяю Вас, что займусь серьезно самообразованием, хотя «Рожденный ползать — летать не может»… Читаю биографию Ленина, более семисот страниц, кровно заинтересовался. Сижу, в поте лица пишу Вам это письмо после отбоя — бац! Дежурные контролеры с обходом нагрянули — и пожалуйста, Мелентий Семенович лишился права пользоваться ларечком на июль месяц. А нарушение занесут в личное дело без предупреждения. На Севере и тюремщики лютые, как морозы, откроешь рот, плюнут туда.

Завершаю писанину. Вовремя утром не встанешь — лишат свиданки на полгода. У Иванки не было ни одного нарушения режима, может, поэтому его окрестили кличкою — Мифом, а меня — Графом.

Спокойных снов Вам, добрая Алтан Гэрэл!

Мелентий Мелека

Письмо 28

Клубок змей

Как мучают меня июльские белые ночи! Извиваюсь бессонницею червоточною. Удалось было заснуть, но приснился омерзительный сон.

Вышел я на поселение и сразу пошел в магазин за продуктами с мрачным предчувствием: нужно было пройти через виноградник, а его охраняет белая собака с черными ушами, озверевшая на цепи, наша злая Бося, так и рвется, лязгает и грохочет цепями от гнета блох, готова разорвать глотку и вцепиться в меня, оторвать точеными зубами самый сокровенный золотник… брюки-то светятся, как марля… Повернулся и бросился бежать со всех ног и упал ничком, лицом в песок, никак не могу подняться и вижу вполприщур клубок змей. Оцепенел я от ужаса. Расплетаются ядовитые змеи, большие и малые, поползли и напали на меня вразброс. Лежа, я кидался вслепую песком и выбился из сил, а змеи заползли под рубашку, оплетают меня всего, шершаво скользят чешуей между лопатками. Я почему-то зажал уши, но услышал голос неизвестного:

— Змеи владеют тобою, как фараоны рабами, окрутят тебя с головы до ног и разом укусят! Замри, притворись мертвым!

А я заорал и схватился за горло, которое стал оплетать и душить огромный удав — проснулся в холодном липком поту, соскочил с кровати и обмахивал себя руками, пока не опомнился ото сна. Загнул кондовый трехъярусный матюг и пошел мыться под краном, хоть ночью парься в бане! В тюрьме и сны-то снятся богомерзкие, ничего человеческого не увидать, нет продыху от ядовитых гадюк и собак, которые терзают, кусают меня.

Алтан Гэрэл! Как мне избавиться от страшных снов? Научите. Хоть кто таблетки изобрел бы от ужасов сна» А наяву, может быть, голыми руками я раздавил, разорвал бы в клочья клубок змей, когтями вырвал бы зубы и размолол в муку! Вот до чего озлобили змеи. Подарите же мне мангуста ненасытного, чтоб сожрал их всех.

О, какой топор судьбы разрубит весь узел зла!

Мелентий Мелека

Письмо 29

Алтан ГЭРЭЛ

ЗАКЛИНАНИЕ ЗМЕЙ

(прозою ползучею)

Высшие создания сверхбожьей благодати, змеи!

Мудрее всех пророков, вождей земных племен и Соломонов,

Гибче всех тварей во всей Вселенной бесконечной,

В головах кипящие бальзамом, нектаром ядов,

Блещете золотистым серебром, алмазом черным,

Лунным светом зеркальным, прекрасней радуги,

Бурлящей дугою на жалкие десять минут!

С узоров Ваших волшебных рисунки крадут царицы

Для убогих ковров, мертвые нитки плетя, слепнут очи,

Машины дивные созидают узоры для блаженства пыли домашней!