«…Общая мировая душа — это я… я… Во мне душа и Александра Великого, и Цезаря, и Шекспира, и Наполеона, и последней пиявки. Во мне сознания людей слились с инстинктами животных, и я помню все, все, все, и каждую жизнь в себе самой я переживаю вновь».
Милая девочка Нина Заречная! По воле Антона Павловича ты сидишь лунной ночью на большом камне вся в белом и болтаешь его пророческие речи, а ведь надо тысячу лет изучать мировую философию и тысячи раз сойти в гроб в черном теле, чтобы обрести эту общую мировую душу!
…Общая мировая душа — это я — Алтан Гэрэл. Во мне душа и Будды величайшего и Чингисхана, и Ленина и Далай-ламы, и белого верблюда и золотой пчелы жужжащей! Но каким волшебным гением труда и подвига воскресить в себе симфонию общей мировой души???
В двадцать четыре года у меня вырос единственный зуб мудрости слева в нижнем ряду. Остальные три так и не выросли… и никогда более не вырастут? Значит, суждено мне точить свой единственный зуб, чтобы обрести свою Судьбу. Зубов же у меня всего двадцать девять штук дано природою, пока все целы. Весь наш род никогда не знал зубной боли, какое благо унаследовано мною!
15 июля 1980 года
Письмо тому, кого нет на свете белом
Здравствуй, высший разум сердца!
С кем только не сводит нас великая жажда любви?! Это неизбывное чувство сравнимо только с биением сердца и дыханием души! Я готова любить даже заочно, лишь бы великою любовью. Любовную отраву хочу пить, хочу до дна, она хлеще гадкой водки опьяняет. В любви каждый открывает свою Америку. Бездушно сердце, которое не раздувает пожар любви, не раздувает пламя в жилах, а сидит в конторе, прямо в сейфе, и подшивает липовые бумаги. Кто не любил страстно, глупо, не гнался за всевозможными экземплярами человеческой породы на диво и заглядение — тот покинет сей мир румяным, жирным, вкусным на съедение червям, которые так и кишат, чтобы сожрать человеческое сердце и мозг! Когда смерть ко мне придет, то я искупаюсь в смоле, обваляюсь в вороньем пуху и попрошу сограждан исполнить мою последнюю волю:
— Я не хочу умирать на Земле, где развелось безумие червей. Я хочу умереть на Венере! Запустите меня в корабле. А там кто знает? найдется такое явление, кто меня пожалеет, оживит и буду инопланетянкою жить. И никогда меня, Алтан Гэрэл, не съедят подлые черви. Ведь золотой луч несъедобен, он вечен!
О женщины Земли! Самые великие в любви — царицы Клеопатра, Екатерина Великая — София Августа Фредерика Ангальт-Цербстская! Где Ваши «Интимные Дневники», где тайны тайн сердец львиц, сердец волчиц, сердец орлиц?! Вместо изумрудного памятника этим сердцам, люди плюют в бездонный колодец, из которого пили, утоляли жажду.
Даже сердце хищницы Авроры Дюдеван, которую люто ненавидел Шарль Бодлер за тупоумие и желал пристукнуть ее по голове кропильницею, вместило столько страстей бессмертных и смертных мужчин!
«Бог шельму метит!» — твердит мне Кузьма Кузнечишко безжалостно и ревнует меня к заочнику.
Я словно больна проказою одиночества и хочу вырастить огромные крылья орлицы для любовной добычи.
Мелеке я послала свои любимые строки Тараса Шевченко:
Последняя ангельская строка меня смущает. Попробуй сохранить сердце чистой голубицы… Я почему-то не люблю голубей, их закормили хлебом жирно, на голову Пушкину садятся и гадят на памятники святые!
Попробуй сохранить сердце чистой голубицы среди черного воронья…
А Стрекозел безжалостно твердит мне, заклинает: «Бог шельму метит!»
16 июля 1980 года!
Ода другу
Ирине Михайловне Катковой
Сегодня на семинаре воспитателей в клубе строителей «Огонек» начальство возбужденно разыскивало воспитателя Каткову Ирину Михайловну, а когда ее нашли в перерыве, она стала громко возмущаться:
— Куда я в таком виде поеду? Ни платья, ни прически! Могли бы заранее предупредить. Ужас какой-то! — раздавался ее звонкий, переливающийся перламутром голос, который нельзя спутать с ничьим среди миллиардов голосов жителей земного шара. Я подошла узнать:
— Уж не в космос ли запускают без подготовки?! Оказывается, что не до шуток. Сегодня Ирину Михайловну награждают медалью в Георгиевском зале Кремля, а она только что узнала! От волнения чуть не трясется и доказывает, что позорно в таком виде туда появляться. А я так обрадовалась, стала уговаривать:
— Какое тебе платье? Сама английская королева в ситцевом платье танцует на балах! А бесприческа лучше всего тебе идет. Ты, друг мой, соберись лучше духом и выступи, пусть правительство услышит голос воспитателя! Поняла? Не упусти такую возможность, все-таки передовой класс Страны Советов воспитываем…
Ирина сразу забыла о постороннем:
— Ты думаешь, что я смогу выступить с такой трибуны?
— Да с таким дивным голосом надо говорить с трибуны ООН! — убеждаю так страстно, что Ирина Михайловна заливается рассыпчатой серебряною трелью. У нее счастливый соловьиный смех!
Вечером я пошла к ней домой. Напекла Ирина горы чебуреков, осетинских фыдджин[14], уалибах[15], помог ей сын Алан — искусный повар.
На белоснежном свитере блестит медаль воспитателя «За трудовое отличие». Наконец-то оценили чудачку, «чародейку общежития». В День новой Конституции она сумела привести в клуб «Товарищ» космонавта Владимира Джанибекова. Поди, раздобудь в клубы строителей, уголки общежитий знаменитостей. Кто позарится? Разве что Иисус Христос, которому безразлично было, где быть распятым. Выступила-таки наша чаровница в Георгиевском зале Кремля:
— Ну, я рада, что на пыльном мундире воспитателя общежития будет сиять медаль! — И она дрожащими от волнения руками приколола на застиранное ситцевое платье драгоценную награду, а красную коробку прижала под мышкою, чтобы рука не тряслась, и продолжала:
— На земле и в космосе ныне насчитывается около полутора тысяч профессий. А когда же появилась новая профессия воспитателя в рабочем общежитии? Я тринадцатый год работаю, и право, не знаю. А теперь нас к Олимпиаде вспомнили, что есть такие! — Тут оживленный зал приветствовал аплодисментами, а Ирина Михайловна невольно два раза погладила медаль, горящую, живую, трепещущую, как она сама на трибуне.
— Товарищи! Товарищ Яснов! Воспитатели рабочего класса Страны Советов должны трудиться в условиях равноправия, а не служить гончими на побегушках у всех иерархий. Неуправляемые господа-жэки прочно оседлали воспитателей, как ишаков! В кого превратили педагогов? В уборщиц, дворников, сантехников, комендантов, вахтеров — словом, в битых козлов отпущения! — и тут, опомнившись, что нельзя более говорить ни одного слова, она сошла с трибуны. А зал аплодировал «битым козлам отпущения»…
Я обняла Ирину Михайловну и съела груду чебуреков, не смогла остановиться, до того вкусны были чебуреки!
Эх, как жаль, что я не умею слагать оды! Но нет пока стихов, посвященных этой щедрой, бескорыстной, подвижнической натуре, которая всем сердцем греет приезжую молодежь материнскою любовью.
А дочери Зарочке всего десять лет, танцует девочка так, что будет выступать на открытии Олимпиады!
Сегодня Ирина Михайловна так тактично и ласково меня упрекнула:
— У нас Алтан Гэрэл по земле ходит — себе равных не находит! С кем же ее познакомить?
— «Страдает душа, если равных себе не находит», — еще Хафиз жаловался, — отшучиваюсь, а пристрастные гости просят почитать Хафиза.
— Слава богу, что эту строку не позабыла — столько чебуреков слопала, — отвечаю.
Стройна Ирина Михайловна в белоснежном свитере и в коричневых трикотажных брюках, лицо лучится морщинами и короткою стрижкою, смахивает на Анни Жирардо. От сравнения с француженкою осетинка заливается ликующим перламутровым смехом. Оценили-таки! А слывет она чудачкою, «чародейкою общежития»… Как странно, что женщина с таким чарующим, обворожительным голосом — не диктор Всесоюзного радио или телевидения, где скрипят старухи деревянными, растрескавшимися голосами или сюсюкают девицы, лениво жуют языки, что тошно слушать.
Юный, звонкий, как ручей, ликующий переливами, счастливый, магический голос Ирины Михайловны Катковой увековечить бы, как голос женщины Земли, и послать другим мирам на радость слуху гуманоидов!
— Прочти, Ир, отрывок о Ван-Гоге! — прошу ее, словно желая увековечить голос друга.
— «Если человека могут убить голод и страдания, значит, он не заслуживает спасения. Только тем художникам место на земле, которых не может погубить ни бог, ни дьявол, пока они не сделали всего, что должны сделать»[16],— поет-плачет-колдует голос Иры. — А я — старая швабра в заплатках медаль нацепила сегодня и ничего кроме пирогов не напекла! Так угощайтесь, — она перевела дыхание и села. Злобно затрещал ненавистный телефон, подбежала ее дочурка Зарема и отвечает кому-то:
— А вы сами к нам в гости приезжайте, а то у мамы моей от звонков сверлят уши, сгорели сырники…
— Для лягушки ее головастик — что луч солнца! — любит повторять Ирина Михайловна свою осетинскую пословицу, когда речь заходит о ее худеньких детях.
После окончания педагогического института, когда начала учить детей в сельской школе, а вела она ботанику, зоологию, химию и анатомию, — то в первый год работы Ирина Михайловна на 8 Марта получила от учеников 199 поздравительных открыток!
Директор восьмилетней школы от изумления прочитал все поздравления до единого и признался: