Ты пишешь, что твои любимые строки у Пушкина таковы:
Мне же ужасен любой обман, возвышающий хоть до седьмого неба!
У Пушкина я нашел лучшие строки против себя самого, где он навеки заклеймил лютых ревнивцев:
Именно эти строки Пушкина гениальнее всех для меня.
Письмо 46
Здравствуй, несравненная моя Алтан Гэрэл!
Сегодня 7 ноября 1980 года. Какая буря в моей душе! Пришел после завтрака — дали вареный рис на воде без масла, даже забыли посолить в честь праздника… решил весь день отдать тебе — Солнце жизни моей — Алтан Гэрэл! Получил перед праздником письмо с шестью фотографиями. Вот это да! Я счастлив, что в будущем буду делить с тобою все невзгоды и радости жизни, но мне очень жаль тебя, Алтан Гэрэл, что ты в своей жизни делаешь такой необычный шаг, что некоторые навсегда отвернутся от тебя, если приедешь жить со мною на поселение, молва не пощадит никакую любовь и счастливый брак. Но мои родные братья, сестра и мать будут счастливы за нас и всем миром они помогут, зимою ты могла бы жить у них, и только летом со мною, ведь здесь морозы лютуют до минус семидесяти градусов. Сперва, конечно, дождемся выхода в колонию поселения, ты приедешь ко мне и на месте решим — как жить дальше? Чьими стихами и как выразить всю бурю счастья в моей душе?! Из Гете выучил строки:
Алтан Гэрэл, родненькая, тут один мужик — специалист по женам глаголет, внушает всем: «Первую жену дает Бог, вторую — наш народ, люд, а третью жену дарит сатана, значит, навеки дадена». Видимо, есть смысл, с третьею — после пережитого моря страстей и горя — меня разлучит лишь могила, любой крест понесу до смерти. Наше поколение пятидесятых годов не видело никаких страданий, не было испытаний, да тюрьма мне выдала. Помнишь, как я написал, что есть «возраст тюрьмы», и вызвал огонь на себя, ты отвечала: «Есть вечный возраст — глуп, как репа». А кто знает, может, для дураков и есть возраст тюрьмы — двадцать семь. В среднем, может, двадцатисемилетние дурни всех мастей и сидят? Я на свободе слышал, как одна бабка в автобусе ругалась, увидев пьяную юную девушку с парнями: «Господи! Видать, в пеленках потеряла честь. Кару надо», — и как пьяные парни дружно заржали. И лишь теперь осознаю, что слова старухи были пророческими — кару понес я. Мальчишка! Жизни-то не видел путной, кроме тюрьмы, но в ней же, пагубной, и возрождаюсь…
Алтан Гэрэл, мне даже странно было, как ты обрадовалась тогда Жар-птице на открытке и до сих пор всякие философские рассуждения пишешь об этой птице, жаль, конечно, что не я тебе нарисовал! Мне же с самого детства приходится работать, орудовать топором, косою, пилою, ломом, теперь мать моя вообразила, что я стану художником-оформителем… думает, что в совхозе имени Блюхера буду ДК украшать! резьбою по дереву. «Хороша дочь Аннушка, как хвалит мать да бабушка» — это любимая пословица моей матушки.
Эх, один только я — бугай рогатый — загремел кандалами на двенадцатилетний «наркомовский паек»?!
Знаю, жизнь ждет меня нелегкая, но не будет она невыносимою. Я не рассчитываю на большую помощь со стороны матери, хотя мать, если будет жива, изо рта вынет ложку для меня. Бедная матушка увязла в грязи с совхозными телятами, угробила последнее здоровье, дважды отказалась от путевки на лечение, на отдых в санатории. Сколько я просил, требовал, умолял и даже ругал, чтобы она все бросила и лечилась. Но разве убедишь се, тем более на расстоянии?! Иногда высылал ей деньги, сколько мог, но и те уходили на меня… Держит большое хозяйство, встает в пять утра, как мы в зоне, и ложится также в полночь. Бандероль от матушки получил богатую, отдали все содержимое в ней, трусы, роскошное полотенце, перец и мелочи. Не видел я здесь такого полотенца хорошего, этому красивому и пышному полотенцу я так же рад, словно на свободе выиграл в лотерею автомобиль! У нас вся одежда, кроме белья, черная, словно мы кроты Черного царства, хоть можно цветным полотенцем утираться. Ей-же-ей, вещь! Любуюсь ею, как на ковер-радугу гляжу.
В воскресенье я был ужасно болен, не знаю, отчего голова разламывалась. Весь день провалялся на нарах, возможно от перемены погоды, был мороз, шел снег вчера, а сегодня целый день льют проливные дожди, растопили снега, всюду лужи по уши, под ними стылая земля, очень скользко.
Не писал я тебе, что в «Записках следователя» Льва Шейнина мне больше всего понравился случай, когда во время войны немцы разбомбили одну тюрьму, а освободившиеся таким образом зэки все сами построились, выбрали старшего «командира» и пошли на восток к своим, найти и доложить, что мы, зэки, прибыли в целости и сохранности, возьмите вновь под охрану, решайте нашу судьбу. Мы с ребятами горячо обсудили этот случай. Да так честно могли искать своих людей только наши советские заключенные, имеющие Родину, народ, веру и надежду на будущее.
Мой кент — Силантий Шишкин благодарит тебя за черные бархатные розы.
Алтан Гэрэл, ты даже перестала ходить в кино, но все равно пиши мне хоть понемногу, пусть короткие письма. Ты не разгневаешься, если я скажу, что ты мне пишешь такие предельные, великие по смыслу письма, будто их пишешь не мне, зэку, а послание самой Вселенной… Прости, может, ты не умеешь иначе писать, но мне каково отвечать? У меня нет образования, мощи воображенья такого, нет тут книг Германа Гессе «Курортник», «Степной волк»… что цитируешь:
«Разве поистине не потрясающе, что религия, учение, теория тысячелетиями все тоньше и строже разрабатывает учение о добре и зле, правде и неправде, ставит все более высокие требования праведности и покорности, чтобы в конце концов, достигнув вершины, перейти к магической истине, что девяносто девять праведников меньше перед богом, нежели один кающийся грешник!»
Боже мой! Алтан Гэрэл! Ты, наверное, хочешь, чтобы именно я стал этим драгоценным миру грешником?! Вот что ты замыслила?.. «Приехала сюда, чтобы выпить бокал гноя!» — вырвались однажды ядовитые и полные тайны слова из твоих гневных уст. О, так могла говорить разъяренная царица! Мне было страшно переспрашивать смысл этих слов… Ради какой великой цели ты выпила бокал тюремного гноя?! Ответь.
«Быть может, такие неслыханные, дерзостные, даже ужасающие истины и прозрения, какие содержатся во многих речах Иисуса, следовало бы тщательно скрывать и хранить за семью замками. Быть может, было бы хорошо и правильно, чтобы человек, дабы узнать хотя бы одно из этих могучих слов, вынужден был тратить долгие годы и рисковать жизнью, подобно тому, как делает это в жизни ради других высших ценностей…»
Твой антисвятой Мелентий
Письмо 47, написанное 10 декабря 1980 года
Здравствуй, родненькая Алтан Гэрэл!
Извини, что целый месяц я молчал, не мог написать— непредвиденные обстоятельства тому виною. Даже невероятно, как это я впервые осмелился написать тебе в марте, не имея ни малейшей надежды получить ответ — так силен инстинкт любви и свободы, крепка вера, как хребет! И как я затем боялся вспугнуть тебя незваными страстями, клокочущими во мне, боялся громкого гомерического хохота, иронии и презренья. Конечно, только преступник понимает жизнь изгоев и прокаженных. Алтан Гэрэл, милая, если бы ты знала, как цензура и администрация любит твои письма, задерживают их, перечитывая, а зэки выписывают из них то, что им вздумается: цитаты, стихи, твои мысли и т. д. Ты сама видела, как я подшиваю, нумерую, ставлю на них дату получения, веду учет пуще, чем деньгам, но хранить их приходится в тумбочке, куда без меня залезет любой и украдет, поэтому на обороте, где чисто, нарочно красною пастою огромными буквами пишу:
ПИСЬМА, НАПИСАННЫЕ МНЕ — МЕЛЕКЕ МЕЛЕНТИЮ СЕМЕНОВИЧУ НИКОМУ БОЛЕЕ НЕ ПРИНАДЛЕЖАТ, В СЛУЧАЕ МОЕЙ СМЕРТИ ВЕРНУТЬ ПИСЬМА АЛТАН ГЭРЭЛ
Пойми, дорогая, я не собрался умирать, я это для того, чтобы никто не зарился на твои письма, а то они порвутся, до того их истрепали, что они почернели, все края надорвались, помяты, словно в переделке побывали. А что мне делать остается, если с единственным моим благом, отрадою и богатством так обращаются?!
Начальники отрядов у нас частенько меняются, при тебе громил Минутин, он редко приходил в секцию, зато бывал короток на расправу, мог прибить. Теперь новенький, может, очередной Сиеминутин из текучки Вечности?'
Зубы пока все вылечил, моему товарищу на свиданку привезли два флакона минеральной воды из источников Болгарии, где берут воду для изготовления зубных паст «Мери» и «Помории», этою драгоценною водою полощу зубы на ночь. Алтан Гэрэл, если бы ты знала, как гадко клянчить все на свете, всякие мело-чушки, зубной порошок и все такое, сам себе не рад, так и хочется завыть порою волком на всю Печору. Выпускали бы для нас, зэков, порошки пятого сорта и выдавали по кило в год, не у всех полон рот зубов, хватило бы как-нибудь. А я коллекционировал бы зубные щетки! Нельзя.
Знаешь ли ты, что Всесоюзное радио не выполняет заявки зэков, а также заявки, адресованные к ним, нашими родными, представь такое: «Передаем песню «Малиновка» для осужденного Мелека Мелентия Семеновича, который отбывает срок своего наказания в зоне усиленного режима близ поселка Чикшино Печорского района Коми АССР. Слушайте, дорогой, уважаемый в своей тюрьме, Мелентий Семенович, Вашу любимую песню за ваш достойный вклад в строительство домов», От такого взлета отечественной демократии правительственный «Голос Америки» инсульт получил бы и навеки остался заикою! А надо бы, чтобы осипли кое-какие голоса.