Очнулась Алтан Гэрэл в больнице, когда ей делали рентген черепа… Затем наложили ей двойные швы на висок и губу.
— Швы-невидимки, швы-невидимки, — умоляла она, кусая губы и подавив стон.
— Учти, Алтан Гэрэл! Мы после аварии больше тебя не примем. Вот в роддом добро пожаловать! — шутит хирург Алексей Николаевич Дуров, чей огромный портрет украшает районную доску Почета.
— Теперь меня со шрамами никто замуж не возьмет! — пытается отшутиться Алтан Гэрэл сквозь слезы.
— Такой лиходейке только за хирурга и выходить! Иначе ей головы не сносить! — И напряженный Дуров грозит пальцем.
Алтан Гэрэл выписалась из больницы. Дома ее с утра до вечера пилят, ругмя ругают: мотоцикл — не Ураганчик, а железо, бензин да огонь. Можно так врезаться, что страшно подумать…
Угробленный мотоцикл упекли в амбар под замок.
Но родители никак не угомонятся. Ежедневно талдычат Алтан Гэрэл, что она не своею смертью умрет!
— Хватит! Может, я вообще никогда не умру! Ни своею, ни чужою, никакою смертью! — крикнула она. Родители переглянулись.
«Может, я в самом деле никогда не умру?! Зачем мне умирать?» — думала девушка, настороженно прислуши-
ваясь к себе; ей казалось, что юная отвага будет вечною и бессмертною. Родителям грех было более напоминать ей о смерти. Гэрэлма вновь надела корону царицы дома.
Алтан Гэрэл и Саша вместе работают на стрижке овец. Алтан Гэрэл не поднять остервенело брыкающегося баранчика, не то что зрелого барана с огромными закрученными рогами.
Саша с трудом втаскивает барана на низкие нары, сгибаясь, как стебелек под ветром, но стрижет умело и быстро. Стригаль в сандалетах и джинсах, без сорочки, говорит, что сил нет стирать ее ежедневно. Часто снимает темные очки, чтобы смахнуть пот с бровей.
— Не брыкаться, а то отстригу тебе сокровища! Без них кто мы? Кому нужны? — Он, шутя, борется с ярым бараном и связывает ему ноги крепко.
Недавно Саша за смену остриг семьдесят баранов и занял второе место по стрижке. Вечерами перестал ходить в кино, читает аргентинского писателя Хулио Кортасара и от усталости засыпает над книгою.
Алтан Гэрэл за смену остригла всего тридцать семь голов и стала чемпионкой среди несовершеннолетних. Поранив ножом барана, она страдает, чуть не плачет от чужой боли, причиненной ею, лечит, мажет солидолом, чтобы не закусали зеленые поганые мухи.
Мать кормит ее пенкою, настоявшейся за день от густого кипяченого молока, чтобы старшая дочь не ударила лицом в грязь на стрижке. Тяжелая работка для подростка! Но самолюбивая Алтан Гэрэл никому не жалуется, ведь мать кормит ее превкусною пенкою, родители гордятся ею. Она зарабатывает деньги на кружевное платье.
В тот памятный день, когда шел град, разбивший все оконные стекла и разоривший огороды, Саша назначил свидание Алтан Гэрэл на кладбище при заходе солнца.
Девушка стояла в белом с острыми складками платье у ворот кладбища. О, как огненно пламенел закат! Саша тихим голосом читал ей стихи бурятского лирика Дондока Улзытуева. В воздухе струился сладкий дурман ая-ганги чарующей песенной поэзии.
Алтан Гэрэл боялась пошевелиться, она замерла от дивной полноты золотого заката, от раздолья мирового вечера»
Но она тайно-претайно боялась больше всего на свете, что сейчас непосредственный Сашка запросто погладит ее по головке, как маленькую девочку, которой здесь необычно и страшно…
— Сашенька, я знаю, что ты ветреный и влюбчивый парень, — начала Алтан Гэрэл нерешительно. — Будешь потом изменять жене и разыгрывать перед нею всякие сцены? — жалобно спросила она.
— Ты думаешь, что они осудят? — и он кивнул головою на могилы за спиною. — Совесть надо иметь— и под землею людей осуждать.
— Я так и знала, что ты изведешь свою жену! — возмутилась Алтан Гэрэл.
— Не знаю, — ответил он серьезно. — Я боюсь, что ты разобьешься, Алтан Гэрэл!
— Да не разобьюсь я никогда! Только пойдем отсюда. Мало, что ли, места на свете?
Саша крепко взял ее за руку, и они пошли прочь от кладбища, с наслаждением вслушиваясь в отдаленный лай собак. В счастливые эти минуты лай собак казался им хором далеких звезд, радостною песнею природы.
Девушка хотела представить себе Сашу на Ураганчике верхом и никак не могла, как когда-то не смогла дать бурятское имя русской девочке с огромными голубыми глазами.
Саша хотел представить Алтан Гэрэл со своим сыном на руках, но видел ее летящею на мотоцикле — узкая кисть до предела выжимает газ…
«Неужели он так и будет плыть по жизни за могучею спиною отца?» — задумывалась Алтан Гэрэл, прежде чем заснуть крепким счастливым сном.
«Как ждать Алтан Гэрэл целых два года? Да и захочет ли она выйти за меня замуж?» — сомневался Саша, лежа в темноте один, и ему было тоскливо-тоскливо, как это может быть только в двадцать два года.
На развилке степных дорог купается в пыли Ураганчик. Он катается с боку на бок, отчаянно дрыгает ногами, словно рубит в воздухе невидимого противника, хлещет хвостом, ухает, фыркает и чихает от клубящейся вокруг пыли и гулко бьется головою о землю.
Алтан Гэрэл и Саша тычут в него пальцами и смеются до слез.
— Ай, зачем дурью башку-то отбиваешь?! — визжит Алтан Гэрэл, топает тонкими ногами, прыгает и кувыркается. Юноша от стыда закрывает лицо руками и садится на землю.
— О, горе мне с вами, первобытными детьми! — И он тоже блаженно рухнул на землю.
Ураганчик досыта искупался в золотой пыли, тяжело встал, красиво отряхнулся и поскакал, гарцуя, а на прощание помахал хвостом: «Бывайте, ребята!»
Алтан Гэрэл, смеясь, отряхивала короткое платьице-тунику, сотрясаясь, как Ураганчик, и в эту минуту Саша ненавидел и любил Алтан Гэрэл неведомою ему отчаянною любовью. Но как нестерпима была эта невинная и бесстыдная Алтан Гэрэл, по какому-то тайному праву дразнящая его своею вседозволенностью!
— Отчего Ураганчик так отчаянно валяется-купается в пыли? Может, его конские вши заедают? — въедливо спросила Алтан Гэрэл.
— Ураганчик слишком гладок — не по зубам им, вшам. Должно быть, от счастья он в пыли валяется, бесится, куражится! — рассмеялся отец.
— А кто наваксил Ураганчика обувною щеткою?! — строго спросила Алтан Гэрэл, округлив смелые карие глаза.
— Чтобы кобылы его к себе не подпускали. Представь, целый табун таких ураганчиков… Сплошные смерчи! — Дедушка стал тереть глаза перед внучкою, словно они засорились.
— Почему Ураганчик такой свирепый и забавный? — спросил Саша. — Чудо-юдо какое-то!
Знаете, Ураганчик — это я, — вдруг неожиданно для всех призналась Алтан Гэрэл с такою обезоруживающею самоуверенностью, что мужчины смущенно рассмеялись.
— Алтан Гэрэл, как Ураганчик, еще жеребенок, — сказал дед и любовно поцеловал внучку в макушку.
Саша Жаргалов смутился и закурил. Он затягивался с таким азартом, будто глотал не дым, а волшебное благовоние, что Алтан Гэрэл, с тревогою глядя на него, впервые заметила, какие красивые у Саши губы.
«Его предки миллионы лет занимались красноречием, миллионы лет целовались они, чтобы губы Саши обрели такую законченную, совершенную форму», — осенило Алтан Гэрэл внезапно.
— Ураганчик — это я, — повторила она смущенно и грустно, а дедушка тяжелыми, негнущимися пальцами поправлял ей чудесные растрепанные и разнузданные волосы.
— Чудо-юдо девочка! Да, ты с Ураганчиком победишь на всемирных скачках! — И Саша намертво вдавил окурок в пепельницу, словно докурил последнюю сигарету в жизни.
* * *
Семьдесят семь раз летела я с седла Ураганчика, но чудом уцелели птичьи девичьи косточки…
Но ты, Ураганчик, подарил мне ни с чем не сравнимое счастье полета сумасшедшим галопом по вольной степи.
О, дивный, свирепый, вещий скакун моей Судьбы!
Звени, звени золотыми подковами, сверкай выше белоснежных саянских вершин!
Сэмбэр уула, Сэмбэр уула1 —
Живет в сердцах гора такая!..
Дедушка не раз рассказывал мне о Сэмбэр, которую он хорошо знал с детства.
Он был убежден, что раньше в Бурятии не было другой такой женщины.
О ней говорила вся волость.
За глаза ее называли Сэмбэр уула.
Саженного роста и толщиною в два обхвата, она в любую дверь могла протиснуться лишь боком.
Лицо у нее благодатно-красное, лоснящееся от довольства, с тройным подбородком, обрамленное иссиня-черными волосами, — такою она мне представлялась.
И она не была бы тою Сэмбэр, если бы ее изумительные иссиня-черные косы не были заплетены так гладко и туго, как плетка степняка-кочевника.
Сэмбэр была женою богача Будажаба, и одевалась она, как то приличествовало ее положению.
Она любила темно-синие шелковые платья до пят с широким оборчатым подолом.
— Материи, что пошла на это платье, пожалуй, хватило бы на обшивку юрты! — говаривал дедушка. — Помнится, когда я однажды увидел Сэмбэр, сидящую на крыльце с распущенными волосами, она показалась мне похожею на огромную медведицу.
«Наверное, из пудовых грудей Сэмбэр можно было высосать по ведру молока. Но где найдешь такого Гаргантюа?»— думала я.
По иронии насмешницы-судьбы, мужем Сэмбэр был плюгавенький замухрышка Будажаб.
От одного ее гневного взгляда муженек дрожал, как зайчишка.
1 У у л а — гора (бурятск.).
— Глазки у него при этом бегали, как у мышонка, большая бородавка на лбу с пятью волосинками тряслась. Про таких в народе говорят: на полдраки не хватит! — смеялся дедушка.
Муж не доставал головою до плеча супруги и сбивчиво семенил рядом трусцою, чтобы не отстать от нее.