Выбрать главу

Алиса встала из гроба и в желтом саване пришла в тюрьму, чтобы учинить самосуд надо мною. Из груди ее торчала кровавая рукоятка ножа…

— Ежкин кот! Никто не смог вытащить нож из груди, у всех руки трясутся и врет приговор: «нож уничтожить»!

— Святой убийца Мелентий! Рука у тебя не дрогнула проткнуть насквозь мое гнилое сердце. Но Емченко ты не убил, пощадил, чтобы бык лизался с Зосею-Нечесою, завившей хвост. А сам ты полюбил другую. Нашел в тюрьме звезду Востока. Одну меня черви съели вместе с кухонным ножом — остался протокол! — и, задыхаясь от гнева, белая от неистовой ярости ведьма принародно плюнула мне в глаза кипятком! И я ослеп, слышу во тьме жуткий, сумасшедший хохот Алисы.

Уж лучше быть расстрелянным сразу, чем всю жизнь мучиться и бредить виною!

Семь лет несу заслуженную кару во сне и наяву.

Буду ли я когда-нибудь помилован?!

7 октября 1983 года в день своего тридцатилетия получил я плевок кипятком! Но я не ослеп, вижу, вижу, натурально вижу огромный фурункул в сердце своем.

Мелентий Мелека

Письмо 71

Солнце жизни моей — Алтан Гэрэл!

Сегодня 7 октября 1984 года, воскресенье… Слава богу, жив, здоров и прожил тридцать один год. Работаю я все на стройке, за этот срок стал строителем-асом, а сидеть мне еще, ох, как много, но пробивать железные стены у нас с тобою нет ни сил, ни здоровья. Тем более ты и поныне барахтаешься в лимитном тупике, чуть не умерла от операции — и с тех пор я боюсь звать тебя на свиданку, не писал и о любви своей неубывающей, зрелой. Когда ты в прошлом году голодала, уволенная с работы воспитателя за эпиграммы, у меня на лицевом счету не оказалось и 200 рублей, чтобы тебе помочь, вот и посуди сама, о чем я мог писать тебе без конца? Я жил памятью о тебе, которую подал мне сам бог в лице всемирного милосердия, любил тебя, как дочерей своих, которых не вижу годами, сердце мое истекало кровью от постоянной боли… В этом году не учусь в ПТУ, почти все специальности я приобрел и решил нынче отдохнуть. Мы с Иванкою всю библиотеку зоны перечитали заново, а новых шедевров, увы, нет. Начал немного рисовать, нарисовал портреты дочерей на ватмане, два автопортрета через зеркало со шрамом на носу… но не хватает мне взгляда со стороны, твоего взгляда на меня. Алтан Гэрэл, поверь, за один твой взгляд я отдал бы полжизни. У тебя изменился почерк. Я пишу тебе золотым пером, дорогою ручкою «Олимпиа-да-80», покупал ее, когда еще не платил алименты, но перо уже ломается, едва держится, поэтому кроме тебя никому этою ручкою не пишу. Знаешь, у меня накопился целый чемодан писем и открыток, хранится в каптерке, так я разбогател. Мать моя держится, каждое лето собирается привезти мне обеих дочек, но они живут порознь: Неллечка с бабушкою в Липецкой области, Аленушка с матерью где-то под Киевом. Брат Юрий женился в Якутии на якуточке или на якутяночке? а сейчас он служит в армии в г. Чите. Жена его — Саргалана живет у нашей матушки. С 1982 года у меня нет ни одного нарушения, все давным-давно были сняты. По-прежнему занимаюсь спортом, тренируюсь с железками. Нынче мы сообща застолбили бравую волейбольную площадку, натянули сетку и вечерами постоянно играли в волейбол возле своего отряда.

Алтан Гэрэл, о тебе все помнят в зоне, а начальник Николай Кизилов передает привет. Еще бы! Твои письма сотрясали всю тюрьму. Разве теперь мы с тобою выдохлись, исписались??? А что, если я при первой же возможности выйду на бесконвойное передвижение? Но на расконвойку выпускают тоже через комиссии. Все равно я неустанно мечтаю стать бесконвойником, как тот малыш коми в анекдоте… Разве смогу сразу все уписать? О, как мне хочется научиться читать твои мысли и чувства на расстоянии!

Целую твои босые ноги, целую их бесконечно. Мелентий

Письмо 72

Горизонты зубов

Святой светоч души и сердца моего — Вечная моя Алтан Гэрэл!

7 октября 1985 года, понедельник, сегодня мне исполнилось тридцать два года. Как всегда за неделю вперед, получил твою телеграмму, затем книжную бандероль. Кланяюсь тебе в ноги до самой земли, что меня не забываешь, Алтан Гэрэл, тебя же я не забуду до последнего проблеска сознания.

Ты помнишь нашего библиотекаря Иванку — Мифа? Так он 15 мая сего года переведен на поселение в деревню Сыня, где и станция Сыня в 120 километрах от Чикшино в сторону Воркуты. Сейчас Иван Чумордан везет почту, зав. почтой. Вот так! А лет ему тридцать пять. Эх, сколько афоризмов он мне подарил! Когда у меня нынче невыносимо болели зубы, Иван подарил строку В. Шекспира для смягчения зубной боли:

«Какой философ зубную боль переносил спокойно?»

Я с детства ужасно мучился с зубами. Один раз даже плоскогубцами раздавил коренной зуб, промаявшись ночь без сна. Лет мне было пятнадцать. Недавно вырвал коренной зуб, три попытки делал, но нитка не выдержала, хотя была капроновая. Но все равно добился своего — скрутил втрое и с треском вырвал! Оказалось, что корень одной стороною полностью прирос к челюсти, даже кусочек челюсти отломился и вылетел! Зубы у меня изрядно поредели. Зубная паста в зоне по-прежнему дефицит. Выжили у меня из коренных только зубы мудрости. Два моста нужно ставить, иначе останусь без единого зуба. Вот такие горизонты зубов маячат вдали.

Терять зубы не так страшно, взамен вырастают у меня зубы мудрости. Алтан Гэрэл, ты помнишь моего лучшего друга — Силантия Шишкина? Того, который коллекционирует розы, ему ты присылала черные розы-открытки. Мы с ним сидим вместе девятый год подряд, у него статья нельготная, должны его освободить в 1986 году. Заболел он сначала воспалением легких, потом подозревали туберкулез, затем его муки кончились страшною операцией — вырезали Силантию левое легкое… Боже мой! Как я переживал, слов нет, но друг мой выжил, осталось ему 11 месяцев сидеть.

Алтан Гэрэл, я тут шучу о горизонтах зубов, если бы ты знала, сколько грешных косточек зэков гниют по Северу!

От большого срока и морозов больше всех страдают пожилые люди, ведь многие из них не доживают до освобождения.

Дочери мои украдкою от матери пишут мне письма. Прошлою зимою я сильно отморозил руки и пальцы посинели, но пока не инвалид, не калека, не болен вроде, нужны мне теплые, меховые рукавицы.

Так и мои двенадцать лет — как в сказке — чем дальше, тем страшней. Господи, может, хоть посмертно помилуют меня ради детей моих, ради всего святого, ради твоей святой жертвы, Алтан Гэрэл!

Навеки преданный тебе Мелентий Мелека

Письмо 73

Здравствуй, мировая душа!

Как горько мне, что в самый светлый день твоего рожденья — к 16 января 1986 года не о чем писать, нечего подарить тебе, богоравной для меня женщине, которой я недостоин…

Да о чем мне писать? О новых и новых снегопадах, коими завален Север до макушки? Мне здесь в лесу и побриться даже некогда. Может быть, скоро… через год, через два выберусь живым и сам расскажу тебе страшную Сказку 4381 ночи «тюремного героизма», который я не в силах описать отмороженными синими пальцами…

Алтан, мировая душа! Услышь мой последний зов, услышь же последний вопль кровавой глотки и приди ко мне! Вновь я посылаю к тебе великого святого мученика-Джордано Бруно 1 января 1986 года, в среду.

ИВАН БУНИН

ДЖОРДАНО БРУНО

«Ковчег под предводительством осла — Вот мир людей. Живите во Вселенной. Земля — вертеп обмана, лжи и зла. Живите красотою неизменной.
Ты, мать-земля, душе моей близка — И далека. Люблю я смех и радость, Но в радости моей — всегда тоска, В тоске всегда — таинственная сладость!»
И вот он посох странника берет: Простите, келий сумрачные своды! Его душа, всем чуждая, живет Теперь одним: дыханием свободы.
«Вы все рабы. Царь вашей веры — Зверь: Я свергну трон слепой и мрачной веры. Вы в капище: я распахну вам дверь На блеск и свет, в лазурь и бездну Сферы.
Ни бездне бездн, ни жизни грани нет. Мы остановим солнце Птолемея — И вихрь миров, несметный сонм планет, Пред нами развернется, пламенея!»
И он дерзнул на все — вплоть до небес. Но разрушенье — жажда созиданья, И, разрушая, жаждал он чудес — Божественной гармонии Созданья.
Глаза сияют, дерзкая мечта В мир откровений радостных уносит. Лишь в истине — и цель и красота. Но тем сильнее сердце жизни просит.
«Ты, девочка! ты, с ангельским лицом, Поющая над старой звонкой лютней! Я мог твоим быть другом и отцом… Но я один. Нет в мире бесприютней!
Высоко нес я стяг своей любви. Но есть другие радости, другие: Оледенив желания свои, Я только твой, познание — софия!»
И вот опять он странник. И опять Глядит он вдаль. Глаза блестят, но строга Его лицо. Враги, вам не понять, Что бог есть Свет. И он умрет за бога.
«Мир — бездна бездн. И каждый атом в нем Проникнут богом — жизнью, красотою. Живя и умирая, мы живем Единою, всемирною Душою.
Ты, с летнею! Мечты твоих очей Не эту ль Жизнь и Радость отражали? Ты, солнце! вы, созвездия ночей! Вы только этой Радостью дышали».
И маленький тревожный человек С блестящим взглядом, ярким и холодным, Идет в огонь. «Умерший в рабский век Бессмертием венчается — в свободном!