Когда в марте — апреле 1918 года, совершив «Ледовый переход», русские эвакуировали свой Балтфлот из Гельсингфорса, положение финской Красной гвардии стало крайне сложным. В апреле Красная гвардия была разбита в районах Тампере и Виипури (Выборга), а 15-го числа того же месяца высадившиеся на финское побережье немецкие войска заняли Гельсингфорс.
В ходе боев с обеих сторон погибло около 7 тысяч человек, еще 12,5 тысяч красногвардейцев умерло в лагерях для военнопленных от голода и болезней [29, с. 58–70].
Вот так Ильич «дал свободу народам». Справедливости ради следует отметить, что Ленин не стремился превратить бывшие колонии царской России в колонии РСФСР. Он старался «осоветить» их любой ценой с тем, чтобы включить в сообщество подобных (советских же) государств, причем где будет находиться командный центр этого сообщества, в Питере ли, в Москве или Киеве, Ильичу, по всей видимости, было не столь важно. Логика вождя такова: «Пока у руля этих республик «левые» — они наши ибо «левые» подчинены партийной дисциплине Коминтерна, которым в свою очередь управляет РКП(б), где все решается большинством голосов». При подобном раскладе новоявленные советские республики (а точнее, их «левое» руководство) сами стремились присоединиться к РСФСР.
На этой почве у Ленина со Сталиным, занимавшим в 1921 году пост наркома по делам национальностей, возник примечательный конфликт при подготовке «Декларации об образовании СССР». «Об образовании СССР… Одну уступку Сталин уже согласился сделать. В первом параграфе сказать вместо «вступления» в РСФСР — «Формальное объединение вместе с РСФСР в союз советских республик Европы и Азии».
Дух этой уступки, надеюсь, понятен: мы признаем себя равноправными с Украинской ССР и др. и вместе и наравне с ними входим в новый союз, новую федерацию…» (Из рабочей записки В.И. Ленина).
Дело в том, что Сталин (с апреля 1922 года генеральный секретарь ЦК партии) выдвинул идею так называемой «автономизации», то есть вхождения самостоятельных советских республик в состав РСФСР на правах автономий, фактически — в качестве колоний. Ленин отверг эту идею (он не желал возрождения империи в каком бы то ни было виде) и выработал иную, более демократичную форму объединения — вхождения на равных правах. В этом отразилась сущность двух диктаторов: Ленин — диктатор-революционер, Сталин же — диктатор-царь.
Уже упоминавшийся выше персонаж В. Суворова курсант-артиллерист на вопрос: «Ты коммунист?» отвечает: «Не коммунист, а член партии. Разницу понимать нужно». Так вот, Сталин являлся таким же «членом партии». Он никогда не был идейным революционером и социальные эксперименты большевиков его интересовали постольку-поскольку. В революции он увидел для себя шанс прийти к большой власти, и таких, как Сталин, в рядах революционеров было предостаточно, но не каждый умел ждать своего часа так, как Коба. Ему нужен был российский престол со всеми его атрибутами, он шел к нему долго и упорно. Но вернемся назад.
В период с 1918 по 1920 год Ленину и большевикам было «не до жиру». В первую очередь требовалось одолеть внутреннюю контрреволюцию, поэтому идея «экспорта революции» была отложена на неопределенный срок.
Подходящий (с точки зрения партийного руководства РКП(б)) момент наступил только после полного разгрома Колчака и Деникина на Восточном и Южном фронтах и эвакуации войск Антанты на севере и юге. Юденич был разбит в декабре 1919 года, а отношения с Японией удалось на время нормализовать созданием Дальневосточной республики (ДВР).
Оставались такие «мелочи», как разрушенная до основания экономика страны, крестьянские восстания и «белый» Крым. Но Ленина в тот момент это беспокоило не в первую очередь.
Первой на пути Красной Армии в Европу стояла Польша, именно через нее, транзитом, «мировая революция» должна была быть «экспортирована» на штыках бойцов Тухачевского и Егорова как минимум до Рейна.
«Военные возможности Советской республики значительно превосходили возможности Польши, однако Советское правительство, стремясь избежать вооруженного конфликта с Польшей и стараясь установить с ней добрососедские отношения, в январе 1920 года предложило начать мирные переговоры на основе признания за Польшей границ по линии существовавшего тогда советско-польского фронта» [10].
Более вероятной представляется версия о том, что Ленин не планировал начинать войну с Польшей до полного разгрома «белых» в Крыму. Именно поэтому большевики в 1920-м предложили полякам начать мирные переговоры на основе признания за Польшей границ по линии существовавшего в тот момент советско-польского фронта — Полоцк, река Березина, станция Птичь — Чудов — Дережко — Бар, то есть на 250–300 километров восточнее границы, установленной для Польши Версальским договором.