Босиком по 90-м
Посвящаю старым друзьям, живым и ушедшим…
Выражаю особую благодарность Климу Валерьевичу Агаркову.
Пролог
15 октября 2009 г., Хургада, Египет.
Чернильная, уходящая в бесконечность полоса горизонта, словно ватерлиния гигантского судна, надвое разрезала пространство, отделив бесцветное, будто застиранное африканское небо, от бирюзового, пахнущего спелыми арбузами моря.
Страна пирамид, фараонов, финиковых пальм и молчаливых бедуинов гостеприимно принимала тысячи русских туристов, среди которых оказался и я.
Всё получилось нежданно-негаданно, как обычно происходит с героями американских фильмов. Вчера утром я проснулся от телефонного звонка. Незнакомый, безразлично-ласковый голос секретарши, съедая предлоги и приставки, будто спотыкаясь и прихрамывая, в характерной московской манере сообщил, что мой первый исторический детективный роман о приключениях присяжного поверенного удостоился положительной рецензии и одобрен главным редактором издательства. А ещё через минуту, судорожно затрясся мобильник, и знакомая девушка из местного туристического агентства предложила воспользоваться горящей путёвкой на Красное море. Времени на раздумья не было, и я согласился. События следующих двадцати четырёх часов, как сцены немого, чаплинского фильма сменяли друг друга с кинематографической скоростью и в этой бешеной суматохе дня плёнка, казалось, могла порваться на любом кадре: туман, шоссе, спидометр, встречная полоса, аэропорт, таможня, Боинг, гроза над морем, посадка, аплодисменты, пальмы, отель, пляж… Прикрыв глаза и лениво растянувшись на мягком лежаке, я с трудом пытался перенестись в губернский город начала ХХ века, мысленно набрасывая новый сюжет детективных хитросплетений, замешанных на блистательных победах генерала Ермолова. Горячий, пришедший с пустыни ветер, резкими порывами разгонял назойливых арабских мух, норовивших примоститься на выставленные под яркое солнце тела моих соотечественников, составляющих основную массу отдыхающих.
Хамоватый персонал отеля говорил на русском со всеми подряд, включая немногочисленных поляков и нескольких пожилых немцев. Правда, то был не язык Пушкина, Чехова или даже современных журналистов. В ходу был грязно-серый сленг начала 90-х. – Привьет, бра-туха! Как деля? Ты сам от-кудя? – коверкал слова, одетый в несвежую футболку курчавый араб лет двадцати пяти, пытался примоститься рядом со стариком, внезапно возникшим подле меня. Не давая пожилому туристу опомниться, молодой человек заученной скороговоркой рекламировал поездку на ближайший коралловый остров и, не дождавшись согласия, стал тут же выписывать чек на оплату. – Вы зря, любезный, изволите беспокоиться. А посему, не смею вас боле задерживать. Египтянин тупо уставился на подтянутого, седовласого старца и растерянно пробормотал: – Я не понимаю… – I've told I'm not goin for a sea-trip. See you…[1] Потомок Тутанхамона неуверенно кивнул и, надев маску обиженного бассет-хаунда, уныло поплёлся пытать счастье у лежака следующей «жертвы». «Надо же, – подумал я, – до чего интересный типаж. Ведь у нас так уже давно не говорят». – Прошу извинить за беспокойство. По рассеянности я забыл завести часы, и мой брегет безмолвствует. Не будете ли вы любезны, подсказать, который час? – с лёгкой, ироничной улыбкой, спрятанной в уголках рта, на меня смотрел крепкий ещё мужчина с завитыми кверху усиками «a la Пуаро». – Да, конечно, – ответил я и полез в пляжную сумку доставать безотказную «Нокию». На синем электронном табло отсвечивало время. – Тринадцать сорок пять, – невнятно пробормотал я. – Простите, вы хотите сказать, что уже без четверти два? – уточнил незнакомец. – Совершенно верно. – Помилуйте, сударь, мы совсем забыли про обед. А ведь эти господа азиаты не особенно церемонятся с вашими компатриотами, – собирая пляжное полотенце, открывал сермяжную правду неизвестный господин. – А я, признаться, думал, что мы с вами граждане одной страны, а именно той, где сейчас исповедуют суверенную демократию. Разве нет? – пытался сострить я. – Видите ли, молодой человек, суверенным может быть лишь государство, а демократия не предполагает каких-либо рамок или ограничений, поскольку в этом случае она уже перестаёт отражать чаяния граждан и превращается в их оковы. Эта неверное словосочетание, и оно так же ошибочно, как и ваше недавнее изобретение – «демократический централизм». Согласитесь, разговоры о демократическом суверенитете – это новый, очередной обман, оправдывающий недоразвитость народовластия в современной России. Что же касается моей территориальной принадлежности, то я, хоть и считаю себя русским, но нахожусь, так сказать, на обратной от вас стороне. Тем не менее, позвольте отрекомендоваться: Фостиков Михаил Архипович, отставной военный. «Фостиков, Михаил Архипович, – в памяти с невероятной быстротой всплывала историческая справка: принимал участие в известном восстании против большевиков 8 июля 1918 года; командир 1-го Кубанского казачьего полка, впоследствии командовал армией; генерал-лейтенант; имел десяток ранений и пять контузий»…Точно! Похоже, именно его фотографию я видел в доме одного умершего старика ещё в 1994 году… Господи, мистика, да и только! А может быть, это просто совпадение или это внук нашего знаменитого земляка, названный так в честь своего деда? Да ведь он, и впрямь, упомянул, что живёт на противоположной от меня стороне, следовательно, он гражданин Австралии. Всё ясно! Этот старичок эмигрант в третьем поколении, потому и говорит по-русски, как его учили ещё тогда… В России он, видимо, никогда не бывал и обитает теперь на какой-нибудь богом забытой страусиновой ферме…». Устав от догадок, я, наконец, представился:
1
I've told I'm not goin for a sea-trip. See you. – (англ.) Я сказал вам, что не собираюсь на морскую прогулку. Всего доброго (прим. авт.)