Пару раз Саша театрально вздохнул, попытавшись прервать неловкое молчание, но этим только все усугубил. Я оставила его попытки без внимания и продолжила накрывать на стол, избегая его пристального взгляда.
Часы показывали десять минут седьмого. Чтобы успеть вовремя встретиться с Гитой, мне нужно выйти из дома без пятнадцати семь, а значит, играть этот спектакль под названием «гостеприимство» я должна еще как минимум полчаса.
Боже, почему мама ушла именно сейчас? У них с моим бывшим получался прекрасный диалог, вся прелесть которого была в том, что я в нем не участвую.
— А-а… — вдруг протянул он, снова нарушив тишину. Мне показалось, я услышала, как она разбилась множеством мелких осколков. От неожиданности я вздрогнула и подняла голову, впервые за десять минут глядя прямо на Сашу. — Наверное, ты пойдешь к Гите?
Я только начала раскладывать на блюдце овсяное печенье, но после его слов мои руки замерли. Саша сидел, подпирая подбородок ладонью и растянув губы в усмешке. Глаза его снова горели лукавством и блестели от теплого солнечного света, который освещал кухню через широкое окно.
— Будете болтать о том, что случилось вчера ночью?
— Нет, не будем. Мир не крутится только вокруг тебя.
Слова сорвались с языка неконтролируемо и слишком быстро. Я почти сразу осознала, что собственноручно рою себе яму, в которую совсем скоро захочу лечь и закопаться. Воскресенский заметил это и остался доволен тем, что его провокация удалась. А я нарекла саму себя идиоткой пятьдесят раз подряд.
— Ты не умеешь врать, Лиз, — произнес Саша, наклоняясь вперед. Опираясь локтями о стол и скрещивая пальцы под подбородком. — Просто признай, что это событие выбило нас обоих из колеи.
— Я не понимаю, чего ты добиваешься, — честно призналась я и склонила голову набок, разглядывая его краем глаза.
Он сидел на кухонном диване, придвинутом к стене. На столе перед ним лежал его телефон, и на секунду я опять вспомнила вчерашнее утро в номере отеля. Как подошла к тумбе, чтобы забрать сумку, и заметила оба наших телефона, лежащих рядом друг с другом.
Странное воспоминание. Оно явно было не к месту, и я нахмурилась, прогоняя его прочь.
Саша пожал плечами, будто понятия не имел, о чем я говорила.
— Я просто разговариваю с тобой.
— Не на ту тему.
— Ты не слишком разговорчивая почему-то.
«Действительно, почему?» — усмехнулась я про себя.
Неужели Саша не понимал? Меня искренне удивляло, что он вел себя совершенно спокойно, как будто произошедшее между нами вчера ночью было не из ряда вон. Или я не ошиблась, когда предположила, что для него нормально переспать с бывшей девушкой и почти сразу забыть об этом?
— Я… — начала я, но запнулась и вздохнула, глядя на Сашу. Он ждал ответа, в немом вопросе приподняв брови, и я, собравшись с силами, все-таки продолжила: — Я просто не хочу разговаривать, ладно?
«Не могу, — крутилось на языке. — Не понимаю, о чем и зачем вообще нам говорить».
— А позавчера вечером хотела, — напомнил Саша, чуть прищурив глаза и коснувшись языком уголка рта. На эту сторону его лица падал солнечный свет, и он будто пробовал солнце на вкус. Я проследила это движение взглядом и нахмурилась еще сильнее, прежде чем снова вернуться к его глазам. Они смеялись.
— Позавчера вечером я была пьяная. А еще у меня было хорошее настроение. И я была пьяная.
— Ты сказала «пьяная» дважды.
— Потому что это ключевой момент.
Саша рассмеялся. Я закончила раскладывать печенье и поставила тарелку в центр стола.
— Что ж, ладно. Не забудешь рассказать Гите все подробности нашей встречи?
— Мы не собираемся обсуждать тебя, и не надей-ся, — прошипела я, чувствуя, что все остатки самоконтроля летят в глубокую пропасть. И их будет не вернуть обратно, если Саша продолжит в том же духе.
— Да-да, конечно, — издевательски хохотнул он, всем своим видом давая понять, что не верит ни одному моему слову. — Просто вчера ты не успела рассказать ей все, верно? Нужно срочно наверстать упущенное. Дерзай, Лиза! Я в тебя верю.
И тут я вспыхнула. Ударила ладонями по столешнице и, опираясь на нее, вперила уничтожающий взгляд в Воскресенского, который, по всей видимости, только этого и ждал: сидел и смотрел на меня абсолютно невозмутимо, будто не сказал ничего особенного.
— А вот и эмоциональная Лиз, другое дело.