Суржиков появился с опозданием на пять минут, но это было единственное отклонение от обычного распорядка. Он так же, как и всегда, аккуратно разложил бумаги и тетради на столе, снял свои часы, положил их рядом с мобильником. Потом Вадим Леонидович покашлял, привлекая к себе внимание, дождался тишины и громко поздоровался. При этом он обвел всех веселым взглядом. Пчелинцева сидела на своем обычном месте в первом ряду по центру. Но так случилось, что ее постоянных соседок Коробициной и Титовой на этой лекции не было, а потому Женя оказалась на виду. И Суржиков задержал на ней взгляд. Похоже, он заметил все – яркое лицо, длинные серьги, которые касались плеч, загорелую шею. Он увидел, как необыкновенно красива сегодня Женя. И Вадим Леонидович… улыбнулся восхищенной и доброй улыбкой. Пчелинцевой показалось, что у нее галлюцинации, но нет, профессор смотрел на нее и улыбался. Так улыбаются мужчины, понимающие толк в красоте.
Пчелинцева растерялась и покраснела до слез, потому что она запуталась. Ей хотелось определенности в отношениях с этим человеком, которого она должна видеть каждый день и от которого зависит ее учеба. Она растерялась, потому что записала Суржикова во враги и относилась теперь к нему как к противнику. Но враги не смотрят с восхищением, не улыбаются так, словно гордятся вами. Женя опустила глаза, что-то машинально рисовала в тетради и очень хотела, чтобы никто не заметил происходящего. Но было поздно. Кто-то хихикнул, а кто-то пробасил:
– Да, Вадим Леонидович, Пчелинцева сегодня звезда.
Суржиков галантно склонил голову в сторону Жени и заметил:
– О, подобрать стильные аксессуары – это очень важно. Но не менее важно уметь думать, размышлять, грамотно говорить и писать. Вы – будущие телевизионщики. Для вас единство формы и содержания – это альфа и омега.
Аудитория зашуршала, обрадовавшись разговорам не по теме. «То есть он считает, что висюльки в уши я вдеть могу, а писать и ясно излагать свои мысли – нет?!» – подумала Женя и прежде, чем что-то сообразила, громко произнесла:
– Вадим Леонидович, вы – прекрасный педагог, и ваш пример у меня перед глазами. Надеюсь, что, глядя на вас, к диплому я не только научусь говорить колкости и подбирать шарфы к кроссовкам, но и освою какие-нибудь профессиональные навыки. – Тут Женя помолчала и добавила: – Если, конечно, мы все-таки начнем изучать основы тележурналистики.
В аудитории воцарилась тишина, все услышали, как кто-то, пропустивший самое интересное, громко зевнул. Женя хихикнула:
– А то вот спят уже на последних рядах.
Суржиков выдержал паузу. Так ничего и не ответив ей, он повернулся к доске и стал чертить схему взаимодействия зрительской аудитории и информационных каналов.
Через месяц началась летняя сессия. Женя сдавала один за другим зачеты и готовилась к экзамену у Суржикова. Их отношения остановились на точке замерзания. Оба друг друга игнорировали. Однажды в деканате ее остановила куратор Зоя Ивановна.
– Женя, как у вас с Суржиковым? – спросила она.
– В каком смысле?
– Во всех. Я знаю, у вас с ним отношения не сложились. Но имейте в виду, у него не только связи, у него и влияние. Самое обычное человеческое влияние. Он умеет быть убедительным. Но и вы же человечек непростой. Характер у вас, – Зоя Ивановна улыбнулась, – знаете, Женечка, постарайтесь не обращать на него внимание.
– Я очень стараюсь. Поверьте мне, – сказала Женя.
– Вот и отлично. Знаете, он же приходил ко мне жаловаться на вас. Я сказала, что даже и не подумаю с вами на подобные темы разговаривать. Он взрослый человек и должен найти точки соприкосновения с любым студентом. И особенно с таким, как Женя Пчелинцева.
– Спасибо вам, – Женя вздохнула, – но с ним тяжело.
Она вдруг захотела рассказать о том случае, когда Суржиков так по-хамски с ней разговаривал. Но, посмотрев на трепетную Зою Ивановну, передумала: «Чего доброго, выяснять отношения с ним будет! Сейчас вроде чуть спокойнее стало». Женя еще раз поблагодарила куратора за участие и вышла.
Свой экзамен Суржиков обставлял как спектакль. Убранная и вымытая аудитория, вся мебель сдвинута к стенам, по центру каре стоят три парты, хотя Вадим Леонидович принимал экзамен строго по одному. Все действо начиналось ровно в десять, и очередность соответствовала алфавиту. Среди прочих особенностей был список литературы, которым можно было воспользоваться на экзамене в качестве подсказки. Вадим Леонидович делал это из хитрости – такие своеобразные шпаргалки срабатывали, только если экзаменуемый хорошо знал основной материал. Так Суржиков убивал двух зайцев: и давал шанс, и заставлял читать литературу сверх учебного плана.