Я уж старался вознаградить такое усердие, как вдруг, болезненно охнув, повалилась на пол девчушка с косой. Все они вскрикнули, да так натурально, испуганно, что у меня сердце чуть не оборвалось. Мгновенно стал соображать, у кого из соседей есть телефон, чтобы звонить в больницу. Тут же думал: отчего ей плохо? Или уморилась от голода, или, наоборот, конфет переела...
— Доктора, доктора! — кричали дети. И только когда явился «доктор», важный мальчик с нарисованными на лице очками, я с радостью понял, что все это нарочно. Доктор важно щупал пульс, глядя на часы, разогнулся, помолчал и сокрушенно вздохнул:
— Медицина здесь бессильна.
— Знахаря, знахаря! — закричали девочки.
Пришел и знахарь в зипуне и лаптях. Стал обращаться с больной крайне небрежно: подергал за руки, за ноги. Сказал:
— Народная медицина здесь тоже бессильна.
Вслед за этим они гениально выдержали томительную паузу. Больная лежала, как мертвая.
Потом та девочка, что звала доктора, всплеснула руками:
— Ой, я знаю, знаю! Ее спасут хоровод, танцы и песни!
— И вы с нами, — сказала девочка, — ее же надо оживлять!
Конечно, как я мог не участвовать в оживлении такой красавицы с длинной косой. Мы прошли хороводом, пропели коляду. Я вспомнил давнее свое детство: «Я, малый хлопчик, принес Богу снопчик. Боже, снопчик прими, меня сохрани — и тятю, и маму, и нашу избу, и нашу деревню, и нашу судьбу».
Красавица ожила. Мы выпили лимонада, заели печеньем и пряниками. Вскоре они ушли. Но на прощание заставили спеть девочку, которая стояла в сторонке и молчала. И она, отчаянно стесняясь и тиская в руках варежки, тоненьким голоском запела:
«Я была-ходила в город Вифлеем
И была в вертепе, и видала в нем,
Что Христос Спаситель, Царь, Творец и Бог
Родился во хлеве и лежит убог.
И когда я Деве сделала вопрос,
Отчего так плачет маленький Христос,
Дева мне сказала: «Плачет Он о том,
Что Адам и Ева взяты в плен врагом
И что образ Божий, данный их душам,
Отдан в поруганье злобнейшим врагам...»
Девочка не допела, вдруг расплакалась и выскочила за дверь.
Мальчики смущенно переминались:
— У нее длинная песня, она еще поет о розах, которые Христос раздал детям, а Себе оставил шипы от роз...
Ушли деточки. Ушли в лунную ночь, скрипя валеночками по рождественскому снегу. А лампадка красная в углу, будто звездочка, сошедшая с небес, пришла и остановилась у святых икон.
Первая исповедь
В Сережином классе у многих ребят не было отцов. То есть они были живы, но жили отдельно. Кто сидел в тюрьме, кто куда-то уехал и не оставил адреса. Сережин отец приходил раз в месяц и приносил подарки. Достанет игрушку, они сыграют в шашки, и он скоро уходит. Даже чаю не попьет. Мама и бабушка в это время сидели на кухне. В последнее время отец стал давать Сереже и деньги. Бабушка ворчала: «Ишь как ловко устроился: от сына откупается».
Но Сережа любил отца. И мама, это чувствовалось, тоже его любила, хотя никогда не просила остаться. Деньги отца от Сережи не брала. А ему на что: мороженое ему и так покупали.
— Давай деньги в церковь отнесем, — предложил Сережа. Они с мамой любили ходить в церковь.
— Давай, — сразу согласилась мама. — И тебе пора, наконец, на исповедь.
— Какие у него грехи? — вмешалась бабушка. — Куда ты его потащишь!
— А пойдем все вместе, бабушка! — сказал Сережа.
— Я век прожила и уж как-нибудь проживу, — отвечала бабушка. — Я честно работала, не воровала, вино не пила, не курила — какая мне исповедь?
Мама только вздохнула. Вечером они с Сережей прочли, кроме вечерних молитв, акафист Ангелу Хранителю, а утром встали пораньше, ничего не ели, не пили и пошли в церковь.
— А что батюшке говорить? — волновался Сережа.
— Что спросит, то и говорить. Сам же знаешь, в чем грешен. С бабушкой споришь...
— Она больше меня спорщица! — воскликнул Сережа. — Она вообще так зря ругается!
— Вот уже и осуждаешь, — заметила мама. — Даже если бабушка и не права, нельзя осуждать. Она же пожилой человек. Ты доживешь до ее лет, еще неизвестно, каким будешь.
В церкви они купили свечи и пошли в правый придел, где вскоре началась исповедь. Вначале отец Виктор читал общую молитву и строго спрашивал, лечились ли у экстрасенсов, ходили ли на проповеди приезжих гастролеров, различных сектантов... Потом вновь читал молитву, говоря время от времени: «Назовите свои имена». И Сережа вместе со всеми торопливо, чтоб успеть, говорил: «Сергей».
Впереди Сережи стояла девочка его лет, может, чуть постарше. В руках она держала листочек из тетради, на котором было крупно написано: «Мои грехи».