Мысли нахлобучились мне на голову, как мешок со скорпионами вместо подарков к новому году для непослушных детей. В чём я провинилась? Не понимаю.
Я села на кровать, хлюпая носом.
Скрипнула дверь с «кухни для бедных». Догадался, чёрт! Я подняла глаза. Артёмстоял передо мной. Прекрасный, как Мефистофель в лучшие годы. Без своей дурацкой улыбки, но всё равно не поймёшь, что у него на уме, тем более при этомтускло светящемся бра.
– Ты всё не так поняла, – сказал он и подошёл ко мне.
Без спросу сел рядом на узкую кушетку.
– Я считаю, что твоя подруга тебя подставила. Это всё, что я хотел сказать.
– Есть такое понятие – презумпция невиновности, – буркнула я, отодвигаясь. – Не слышал? Так вот – не доказано, значит, ты не преступник. И Женьки это тоже касается. И меня! Хотя какое тебе дело до таких низких подробностей? Это же стирка грязного белья! А стирать ты сам не привык. Звони в полицию!
Он нахмурился.
– Чего ты заладила: «Полиция, полиция»?!
– Ах, полиция не подходит, надо ФСБ звать? – огрызнулась я.
– Нет, никого я звать не собираюсь, – ошарашил меня Артём. – Я сюда не за этимприехал. Поэтому сами разберёмся. И пока пусть никто не знает о происходящем.
Я изумлённо посмотрела на него – он серьёзно? Даже не нашлась, что сказать.
– И ты не права: то что касается тебя, меня тоже касается, – вдруг заявил он.
– С каких это пор? – моргнула я.
– Вот с этих самых, – ответил он. И поцеловал меня.
* * *
Артём
Господи, до же чего же она была трогательна! Припухшие, обиженные губы. И глаза! Мне стало абсолютно всё равно, что она говорила. Лишь бы не плакала. Я быстро замотал в плед коробок с прослушкой и сунул под кровать. С глаз долой.
Придвинулся к Гаечке. Нашёл губами её губы и от одного прикосновения возбудился. Моё сердце забилось. Ладони сами наполнились мягкой, тёплой нежностью её грудей. Она отпрянула.
– Артём, Артём, не нужно... – пробормотала Гаечка и выставила вперёд ладони. – Ты подумаешь, что я...
– Не подумаю, обещаю, – ответил я хрипло и, мягко убрав её руки в стороны, поцеловал в шею. Голова закружилась. Гаечка шептала что-то ещё, но больше не отталкивала. А мне вообще уже нечем было думать. Я поймал губами розовую мочку уха с крошечной серёжкой, обнял покрепче, и Гаечка обмякла. Я принялся целовать её лицо, спустился к груди...
К чёрту сорочку!
Движением руки опрокинул Гаечку на простыни. И замер сверху. В одних трусиках она была восхитительна. Офигительно красива! Кажется, я так и сказал. Оназакрыла глаза. Смутилась и щёки порозовели. А мне стало приятно. Я ничего не знал о ней и сейчас не хотел знать. Казалось, что я у неё первый. Иллюзии былодостаточно.
В моей голове, опустевшей от возбуждения, эхом стучал пульс. Я провёл языком поеё мягкому животу. Дорожка мурашек в ответ и моё имя, размытое в тусклом свете бра. С поцелуями я впитывал тепло её тела. Мне всего было мало!
Простыни пахли ей. Всё пахло ей. Сумасшествие пахло ей. Она пахла сексом.
Её пальцы на моей спине сжали кожу. Больно. Приятно. Смущённая девочкапревращалась на глазах в кошку. Потянулась ко мне, приподнимаясь. Тела обожглосоприкосновением, губы – поцелуем.
Шорты на пол. Я развёл её колени, и не смог удержаться, чтобы не попробовать её на вкус. Её тело, как море, волновалось, отзывалось стонами и прерывистымдыханием от каждого моего касания. Я снова приподнялся и жадно обвёл взглядомеё всю, словно никогда не видел женщину.
Она – нежность. Бело-розовая. От светлых волос по плечам до круглых пяток. С сотней разновидностей улыбок на лице: невинных и чертовски сексуальных одновременно. Все они были мои! Воздух между нами плавился. Стоило усилий, чтобы не ворваться в неё сразу. Я не должен был. Мне нравилось её наслаждение. Поэтому я вошёл в неё медленно. Нежно. Целуя и раскачивая на волнах. По-другому было неправильно. И только потом, когда её лицо покраснело, и Гаечканачала кусать губы от нетерпения, дыша слишком часто, я позволил себе сорваться на бешеный ритм. Дошёл почти до пика, но остановился. Перевернул, оказавшись под ней на спине, и прижав всю её к себе, чтоб не улетела, нанизал насебя, как коллекционер бабочку. А потом разогнался и под её стоны улетел сам.
* * *
Взмокший, блаженный и усталый, я поцеловал притихшую Гаечку и повернулся набок, к ней лицом. Обычно в этот момент я ухожу. Сейчас не хотелось, несмотря напридуманную чертями в аду узкую кушетку. Гаечка смотрела на меня большимиглазами и молчала. Кажется, я нашёл хороший способ её усмирять.
И вдруг она всхлипнула, попробовала отвернуться, но габариты кровати не позволили.
– Эй, ты чего? – удивился я, погладив её щеку тыльной стороной ладони. – Тебе не было хорошо?
– Было. Очень. Но теперь ты решишь, что я доступная женщина... – грустновздохнула она.
Э-э... Внезапно.
– Разве это плохо? – спросил я первое, что в голову пришло.
Её глаза вспыхнули, руки упёрлись мне в грудь, и я не заметил, как с грохотомоказался на полу. Наверняка разбудил всех ежей. На меня сверху смотрелаобнажённая пантера. Что я опять не так сказал?
– Если ты ещё раз явишься сюда... – угрожающе начала она.
– Явлюсь, – ответил я, подкладывая локти под голову. – И вообще не уйду.
На меня обрушилась подушка.
– Спасибо, – заявил я и подсунул её себе под затылок. – Так удобнее.
– Уходи!
– И оставить тебя в таком состоянии? Нет, не уговаривай!
Кажется, она собралась разорвать меня на кусочки. Спрыгнула и попыталась отнять подушку. Я поймал её руки и прижал к себе, снова возбуждаясь от касания её голого тела. Гаечка тоже это почувствовала и начала вырываться, ёрзая по мне и возбуждая ещё сильнее.
– Отпусти! Ты, миллиардер недорезанный! – рявкнула она.
– А ты красивая, когда злишься, – хмыкнул я. – И хватит меня шпынять социальнымстатусом. Это не демократично. Сама мне так и не показала бельё в горошек. Кстати, это трусы или лифчик?
Я потянулся, чтобы её поцеловать, она рыкнула, как настоящая хищница. Номаленькая и худенькая. Так что я добавил со смехом:
– И вообще, идти мне некуда. Остаюсь жить у тебя. В моём номере то бачок течёт, то прослушивают, кто знает, может, там и камеры понатыканы. Я стесняюсь...
Глаза Гаечки расширились:
– Камеры?! Ой... А вдруг и в других номерах что-то есть?!
Обожаю её гримаски. Кстати, вполне возможно. Я уже ничему не удивлюсь.
– Пока мы не проверим, не выясним, – игриво ответил я.
– Завтра я на йогу не иду, – выпалила Гаечка. – Буду проверять.
– А ты знаешь, как выглядит скрытая камера и жучки?
– Гугл подскажет.
– Логично, но на йогу не пойдём вместе.
– Не стоит идти на такие жертвы! – заявила она.
– Стоит. Я не из Ютуба знаю, что представляет из себя оборудование для прослушки и слежения. И потом я тебе обещал. Если тот урод явится, ты не должнабыть одна.
– Но я ведь доступная женщина! – поджала губы моя язвительная кошка.
– Только для меня, – ответил я.
– Я сама решу, – парировала она, снова ёрзая на мне и пытаясь высвободиться.
– Неа, – сказал я и притянул её к себе.
Поспать нам точно сегодня не удастся. Но чёрта с два мы будем об этом жалеть!
* * *
В пять утра мы услышали стук в дверь. Не в нашу.
– Артём! – кричала Мила. – Артём! Ты спишь?! Тёма!
– Не отвечай, – испуганно прошептала мне в ухо Гаечка.
– Йога на пирсе сегодня отменяется! – словно в рупор вещала Мила. – На улице дождь!
– Совсем не будет? – послышался бодрый голос Лизочки.