– О, Гриня, первый парень на деревне был, а теперичи ласки мои саблю твою никак не подымуть,– Анфиска заливалась колокольчиком, звеня в пылких объятиях вчера только попрощавшегося с холостой жизнью парня.
– Поди ж ты, Гриня, кажись каймаки не со своей жинки снимает? – Степан пнул локтем приятеля под ребра, что тот поперхнулся.
– Да, петух тот ишо, – Сидор снова прислушался.
– Гринь, бабы гутарили, шо вона там и Марфу оглаживал, – не унималась доводить любовника Анфиска.
– Ей, эй, шибче ишо гаркни, кто енту лярву не оглаживал в тех берёзках, с медведём и тем сношаласи, тудой уже цельным гуртом войтить можно, – Гришка накрыл манерно вырывающуюся девицу горячим телом, прижав к рыжему песчаному обрыву у речки.
– Иди уж ты к жинке своей, ужом висит прибор у тебя, толку нема. Нехай она уважит супружника, – махнув золотыми кудрями, пышногрудая Анфиса оттолкнула полюбовника. Заправила чопорно волосы в платок, скинув недовольно юбки вниз.
– С конём и то поприятнее буде…, – она ловко забралась по песку наверх, хихикнула и скрылась в высоком разнотравье.
⠀ Гришка зашёл по пояс в воду. Зачерпнул холодной воды, жадно отпил, со злостью ребром ладони разрезал шелковую гладь Безымянки.
– Ух, змеюка, проклятущая баба, сгниешь на дне речном, – процедил Гришка сквозь зубы. Хотел было рубаху напялить, в хату вертаться бы надо, а то хватятся.
Как перед ним возник Сидор с сетью в руках. Позади него стоял, закатывая рукава, друг. Сидор угрожающе сдвинул брови к самой переносице и в тот момент он был похож на быка ярмового. Глаза налились кровавой яростью.
– Померещилось мне чи не? Соловей у нас объявился я погляжу, его ж за то, что спевает кормят, а ты я погляжу дюже стараешься, щас и я тебя приглажу за твои умения, – Сидор приближался все ближе, вперив взгляд, пропитанный ненавистью в сплетника. Гришка, вжавши голову в плечи, отступал все дальше в воду. Ещё пару шагов назад и притаившийся водоворот, как аллигатор, схватит жертву и утащит на дно. Зыбкие круги на воде стали заметнее на воде, подсвеченной рыжим золотом солнца. – Братка, похоже за нас сейчас Безымянка душевную беседу вести буде с Гришкой, рыбы в прислужниках ему разносолы подносить станут, – Степан придержал друга за плечо. Доверься Богу, друже, нехай на дне речном свадьбу свою догуливае.., – Сидор метнул злобный взгляд в сторону врага и стал наступать увереннее. – Тварюка, поди сюдой, нехай другие послухают трели твои, в круг станешь, ответ перед народом держати будешь, – и в тот момент, когда речная круговерть уже обнимала ноги Гришки в смертельном танце, а ступни его проваливались в зыбучий песок, обозленный муж Марфы ловко захватил в сети обидчика. Тот, затрепыхался как муха в паутине, издавая не мужицкие вовсе визги и стоны. – Сидор, такие речи ему бы на плечи, зря ты честь по чести с нелюдем, – Степан негодовал, дали б ему волю, придушил бы гада огромными ручищами и не поморщился. – Если б по нашим казачьим законам, ему б да полюбовнице камень на шею и в воду, – негодовал друг, на голову выше скорчившегося, мокрого, худосочного Гриньки, скулящего от боязни за свою судьбину. ⠀ В это время бабы, колыхая бёдрами, бренча кадками и ведрами, пологим спуском направлялись к мосткам за водой. – Эй, хлопцы, шо там робится?– громогласная баба Тося заметила их издалека. -Улов, поди, не поделили? – хихикнула молодка краснощекая. – Да на троих соображают, видати от гостей шо припрятали в кустах, горилки нема ужно? – бабы заливались со смеху.
Стефан отмахнулся рукой от женщин и подставил подножку Гришке. Тот беспомощно плюхнулся в песок лицом, спеленатый пеньковой сетью, словно в коконе. Попытался закричать и получил затрещину от польского казака. Сидор сдернул с него путы, схватил за чуб и заставил смотреть в глаза, держа его бесстыжее лицо перед собой насильно. – Говори, шо имел сказати за Марфу?– белобрысый чуб узлом завернулся на его кулаке, и Гришка взвыл как шакал в капкане. – Слухать надобно лучше, – натужно промычал плененный. – Я ж шо, шуткую братка, пущай Староста рассудит нас, кто прав, кто крив, – Гришка вырвался и встал с колен, – Двое на одного удалые, а один на один, слабо?– гнул свою линию вчерашний жених. – Бабы, староста в хате? – крикнул Сидор. – А где ж ему бувать ишо, спит упившийся на свадьбах то, сны ему про русалок снятся поди…, чуть не утоп вчера то в бочке с вином..– захихикали женщины, взбираясь на склон с полными ведрами. – Докладайте, сбор буде, круг на площадь збирайте, старших созовите, судить будем по совести того, чей рот грязный, как свиное рыло,– Сидор смахнул чернявый чуб назад и сплюнул презрительно под ноги. – А шо случилось то? Невже Марфушку свою застав с жонишком? Знамо дело, кобель Гринька, но сучка не захоче, кобеляка вскочит, – бабы, побросав ведра, сгрудились над обрывом. Гомон усиливался словно от стайки разгалдевшихся сорок. – Энто шо це интересное обсуждати тоды буде? – выкрикнула самая смелая, высоченная и грудастая Ольга, – если за правое дело можно и круг сбирать. Натруженной широкой ладонью она сдернула платок с головы. – А то враз спор остановлю, никто не перебьет, в моей станице такое бувало. Мужики, що можно порешать здесь – решайте, шоб не краснеть пред всеми. По хатам вертайтесь, а мы старосту найдём, да, бабы? – Ольга деловито кивнула остальным односельчанкам. – Да, да, поди те уж остыньте, на холодную голову порешайте, а тож може и нечего делить – рядить! Жинка молодая поди ж заждалась! – Гринька воспользовавшись временным перемирием, подорвался из воды, и сиганул вверх, утопая в тяжёлом влажном песке. – Сидор, гля, как валух бегит, ишо блеять осталоси, – Степан зашелся смехом. Сидор со злости стукнул кулаками, собрал бредень и заторопился в дом. Отмахиваясь как от надоедливых мух, от расспросов женщин, что произошло. Плечи его напряглись, на шее вздулись вены, грудь вздымалась и перекатывалась так под холщовой потной рубахой, словно под тканью вот-вот извергнется вулкан. Он ускорил шаг, приятель едва нагнал его. – Братка, гей, ты шо удумал? – Оставь, – огрызнулся Сидор. – До хаты надоти. С Марфой гутарить буду, дыма без огня не бывает, – он перешёл на бег. ⠀ Рассвирепевший муж ворвался в сени, с порожка закричал не своим голосом: – Марфааа, выходь, кому сказал! Он, не разувая сапог, сбивая половицы, ворвался в спальную, – кровать застелена аккуратно, в низкое окошко через белоснежные, расшитые причудливыми цветами, занавески брызнуло солнышко. – До лесу пошла, видать, по полудню ужно вертается, – Сидор утер взмокшее лицо краем рубахи и сел на лавку, уронив голову. – Чует моё сердце беду. – Шо ты кликаешь её, братка, худую долю не зови, она сама приходит, тьфу на тебя, – Степан заглянул в глиняный кувшин, принюхался. – Вона, ещё узвар грушевый остался, хлебни, успокойся, – разлил друг в кружки терпкий настой с медовым ароматом, отдающим дымком.